Форум » АКАДЕМИЯ ГОРЯ И РАДОСТИ » Гуманизм и/или Аристон » Ответить
Гуманизм и/или Аристон
Эуг Белл: Чтобы не путаться в определениях, попробую поставить проблему более конкретно. Все, что я буду говорить, естественно, довольно условно и приближенно, но попробуйте "схватить" мысль. Есть ДВА (в первом приближении) ответ на Зло: 1 - ответное Зло или месть, 2 - непротивление Злу насилием (добро в ответ на зло). --------- 1-е. Например, Фай Родис, установив взрыватель на две минуты вперед, остановила свое сердце. В результате она погибла, но увела за собой в небытие еще много народу (которые нападали на нее). Локально взвешивание Добра и Зла показывает, что она совершила крайне злой, чудовищно злой поступок. Но можно рассмотреть ширше, как и требует логика Горя и Радости (нужно рассматривать ВСЕ мыслимые последствия). 2-е можно условно назвать гуманизмом (хотя проповедником этого решения был Иисус Христос, а христианская церковь - это не гуманизм, это очевидно). Считается, что Зло может породить только Зло. Поэтому действия Фай Родис могли породить ТОЛЬКО ЗЛО. И ответную лавину Зла. Поэтому, как "локально", так и "глобально" такие действия суть ЗЛО. Противники 2-го подхода утверждают, что, наоборот, непротивление будет рассматриваться КАК СЛАБОСТЬ и породит в ответ исключительно агрессию, то есть Зло. Зло может "включиться" как ответ на непротивление, так и как ответ на ответную агрессию. В каких случаях как? От этого зависит правильное, имхо, решение проблемы. Фай Родис В ДРУГОМ СЛУЧАЕ не позволила отомстить за себя. "Темное Пламя" улетел, как бы "стерпев обиду", убийство руководительницы экспедиции. Почему в одном случае - так, в другом - иначе? Не есть ли такое НЕОДНОЗНАЧНОЕ, НЕ ОПИСЫВАЕМОЕ НИКАКИМИ ЭТИЧЕСКИМИ "ЗАКОНАМИ" ПОВЕДЕНИЕ НАСТОЯЩИМ АРИСТОНОМ? БАЛАНСИРОВАНИЕМ НАД ДВУМЯ АЛЬТЕРНАТИВАМИ (одну условно назовем "добром", другую - "злом")?
Ответов - 24, стр:
1 2 All
Трак Тор: Перенос из На пути к ТОППЕ Эуг Белл пишет: Ну - это же метафора, Олег. Ага. Я как-то незаметно для себя вышел на всех ефремовских форумах на тропу войны :) Пройдет.
Эуг Белл: Нормально, Олег, ну какая "тропа войны"? Нормальная критика, все в порядке. Меня, зная мою обидчивость, Женя Аржанов тут уговаривает "на тебя не обижаться". Но мне просто смешно: я НИКОГДА не обижался на критику суждений, пока эмоции не перехлестывают на нешуточные личные оскорбления. Но ты, как мне кажется, органически не способен, например, меня обидеть. А критический взгляд, напротив, - очень важная штука и очень нужная. По возможности предлагай (что ты и делаешь). СПАСИБО!
Эуг Белл: Я понимаю, Олег, со мной то же самое было. Да хрен с ним, вот я во вконтакте организовал группу "С закрытыми глазами", предлагаю игнорировать зло, просто закрывать глаза. В бОльшем числе случаев это реально помогает...
Эуг Белл: А это - эмблема этой вконтактной группы. Это я
Ribelanto: Эуг Белл пишет: предлагаю игнорировать зло, просто закрывать глаза Вопрос в том, будет ли зло игнорировать нас?
Эуг Белл: Из любого правила есть исключения. Речь идет о том, чтобы сооздавать новое и несущее радость, а зло оставить взаимодейстсовать само с собой. Разумеется, до тех пор, пока оно не угрожает воздействовать на нас.
Андрей Козлович: Эуг Белл пишет: Разумеется, до тех пор, пока оно не угрожает воздействовать на нас. По моему зло всегда воздействует. Не через глаза, так через уши и т. д. Может тогда разумнее не закрывать на него глаза, а использывать?
Эуг Белл: Уши тоже зажмурить. По возможности, держаться подальше. Оно РАСТЕТ в конфликтах с нами. Конечно, у всего есть предел, то есть всему есть мера... Отказываться от контакта, НЕ ПОДДЕРЖИВАТЬ агрессивные разговоры. Уходить от общения, уходить или убегать от драки (даже если есть шансы победить, но не тешить гордость). Контактные столкновения ТОЛЬКО при полнейшей необходимости. Я это излагаю, но сам не знаю, насколько такая тактика эффективна, и где ее границы. В свое время, утверждает Поршнев, люди активно прибегали к такой тактике и.... заселили весь мир
Андрей Козлович: Эуг Белл пишет: Оно РАСТЕТ в конфликтах с нами. Думаю, способно в равной мере как расти, так и уменьшаться, дело только в нашем знании проблемы и умении её решать. Эуг Белл пишет: Я это излагаю, но сам не знаю, насколько такая тактика эффективна, и где ее границы. В свое время, утверждает Поршнев, люди активно прибегали к такой тактике и.... заселили весь мир Пожалуй да, заселили, это, ИМХО, конечно, перебор, но дожили до нашего времени с архаичных времён - евреи и китайцы. Первые сверхтолерантны, умеют мастерски избегать конфликтных ситуаций, держутся друг за друга "як вошь за кажух", и самые благополучные люди на нашей планете. Вторые пошли путём самоизоляции - закрылись от всех, построили великую китайскую стену и, по возможности, закрыли страну от чужеземцев, но не смотря на могущество страны остаются одними из самых бедных и несчастных людей на планете, беднее и несчастнее только "третий мир", да и то далеко не всегда. Но знаете, боюсь, ни те, ни другие мне не шибко нравяться. И, думаю, не мне одному. А уже хотя бы поэтому здесь вряд ли правильный путь. Наше эстетическое восприятие говорит о явлении гораздо больше, чем считает современная научная парадигма.
Трак Тор: Эуг Белл пишет: уходить или убегать от драки (даже если есть шансы победить, но не тешить гордость). Да, это принцип каратэ: надо избегать столкновения даже со слабым, но настырным и злым противником. Я могу его и убить, но вдруг он нанесет мне ущерб, даже мелкий? Не стоит ввязываться. Но если сильнейший (ие) противник(и) не дают избежать столкновения, надо сказать: да, раз нельзя уклонится - я иду умирать, но унесу с собой хоть одного из врагов. Так что в идее игнорировать зло (предлагаю модераторам все посты выше по ней перенести в имеющуюся соотв. тему) есть две разных позиции: позиция слабости (все равно я ничего не сделаю с ним, надо бежать) и позиция силы (я уклонюсь, ну его, но если достанут - дам бой). Кардинально другая позиция - невротическая позиция Дон Кихота: лупить направо и налево, если видишь в своей голове, что вокруг зло.
Андрей Козлович: А как насчёт позиции айкидо - использовать агрессивность врага в своих интересах?
Эуг Белл: Эрис хотела уничтожать не "хилых", а подлых убийц (в точном смысле слова, убивать можно не только мечом и ядом, но и словом). В результате длительного спора с Андреем мы пришли к выводу, что такое уничтожение может быть оправдано только в том случае, если от "нелюди" нет никакой защиты, его нельзя обезвредить, и впереди практически неизбежные убийства нормальных людей его рукой и т.д. Тогда работает обычное "взвешивание" Горя и Радости, учитывающее ВСЕ обстоятельства. И в результате смертный приговор (при отсутствии нормального суда!) морален. Все это не является результатом влияния Уэллса, который в наших дискуссиях никак "не присутствовал" . Это кредо (выделено мной курсивом в его посте) Эуг Белла в отношении творчества ИАЕ он в дальнейшем кардинально поменял - ТТ Конец переноса
Эуг Белл: Тему открываю еще раз, потому что предыдущую мою попытку "замылили" в параллельной теме. Так давайте хоть теперь не отвлекаться на Беркли и квантовую механику! Итак, что Вы имеете против гуманизма, Андрей? В каких, по-вашему, случаях он приходит к своей противоположности? Эту проблему МОЖНО решить или она непознаваема?
Эуг Белл: Не имел ли в виду ИАЕ вот такое "балансирование", когда говорил о равновесии добра и зла и о линии между ними?
Андрей Козлович: Эуг Белл пишет: Фай Родис В ДРУГОМ СЛУЧАЕ не позволила отомстить за себя. "Темное Пламя" улетел, как бы "стерпев обиду", убийство руководительницы экспедиции. Почему в одном случае - так, в другом - иначе? Ну, на этот вопрос я уже раз десять отвечал, я не верю в гибель Фай и группы Тивисы. Земляне у Ефремова делают всё, чтобы не допустить прихода к власти где либо еврейского бога и создания им очередного Сада Эдема, без кавычек. Торманс же на грани чтобы превратится в Сад Эдема, олигархии осталось чуть-чуть усовершенствовать психотроны. Поэтому так просто земляне с Торманса бы не ушли, варианта два: удар на уничтожение боевыми аннигиляторами, или создание оперативно-агентурной сети с целью недопущения создания Сада Эдема изнутри. Земляне пошли вторым путём, обстоятельства ещё позволяли. Поэтому, кстати, я считаю наивными попытки выставить Ефремова "коммунистом-материалистом". Эуг Белл пишет: Итак, что Вы имеете против гуманизма, Андрей? В каких, по-вашему, случаях он приходит к своей противоположности? Эту проблему МОЖНО решить или она непознаваема? Можно и нужно. И причём тут агностицизм, ваще, сами же призываете не отвлекаться? Гуманизм, как и всё в мире нужен до определённой меры, и перейдя грань меры становится уродливым. Красота возможна только на грани между противоположностями, отсюда и Тайна Двойственного, которую Маркс опошлил своей "материалистической диалектикой", отсюда и Аристон. Только "случаи" Евгений, всегда разные, Аристон это не путь строем по одной "верной дороге", и "шаг в сторону - попытка к бегству", а высшая тонкость решений, без которой почти невозможно творение красоты разумом.
Андрей Козлович: Эуг Белл пишет: Не имел ли в виду ИАЕ вот такое "балансирование", когда говорил о равновесии добра и зла и о линии между ними? Именно, в "Таис..." это прямо, добро нужно не всегда, иногда нужно и зло.
Эуг Белл: То есть высший критерий - эстетика (Аристон). Вот на этом примере я понял, что Вы хотите сказать. Да, сильно. Тем не менее, я считаю, что в "Таис Афинской" ИАЕ "зашкаливает" за эту самую красоту и меру. Красота все же, Андрей, состоит в том, чтобы баланс Горя и Радости во всех мыслимых последствиях склонялся максимально к Радости. Тогда и ответ "локальным злом" на зло отвечает мере и красоте. Иначе все становится безобразным, как безобразно ЛЮБОЕ БЕССМЫСЛЕННОЕ НАСИЛИЕ. Оно может быть красивым ТОЛЬКО если минимизирует Горе "в целом" (так может быть красивой искусная хирургическая операция, возвращающая человеку здоровье и т.п.).
Андрей Козлович: Эуг Белл пишет: безобразно ЛЮБОЕ БЕССМЫСЛЕННОЕ НАСИЛИЕ. Оно может быть красивым ТОЛЬКО если минимизирует Горе "в целом" (так может быть красивой искусная хирургическая операция, возвращающая человеку здоровье и т.п.). В целом согласен. Но в нашем мире способно восприниматься как красивое и бессмысленное насилие, насилие садиста и некрофила, именно эта псевдоэстетика и псевдокрасота и порождают садизм и некрофилию а с ними и очарование вампиров, без кавычек. Кроме того, очень часто способно восприниматься как псевдопрекрасное и насилие построенное на подлости, вроде серийных убийство той же героиней Шерон Стоун влюблённых в неё людей. И причина понятна, такое насилие очень выгодно (целесообразно) для неё, именно оно сделало её мультимиллионершей, а так же известной писательницей, она ведь описывала события которые проверила на личном опыте. Из этой оперы, похоже, и научные эксперименты на людях. И здесь мы и выходим на лезвие бритвы. "Чтобы победить дракона, нужно самому стать драконом". Садисты и некрофилы, как индивидуальные, так и социальные сплошь и рядом преуспевают в мире поскольку применяют методы, на которые обычные люди неспособны. По Ефремову выходит, что балансирование на лезвии бритвы всё же эффективнее садизма и некрофилии, то есть "стать драконом", таки, необязательно, можно и эффективнее "почти стать драконом". Очень хочется верить, что прав, таки, Ефремов и орфики, а не "Солнечный герой Самсон". Но это положение - Аристон, действуют только пока не восстановлен или почти не восстановлен (почти, это как на Тормансе) Сад Эдема. В Саду Эдема Аристон (Красота) тоже становятся извращёнными, или, как любят говорить священники: "В раю не действуют законы добра и зла". Если это происходит, становится прав Самсон. И эта мысль чётко читается у Ефремова между строк не только в "Таис..."
Эуг Белл: Я осмелюсь привести тут ЦЕЛУЮ ГЛАВУ из книжки И.А.Ильина, знаменитого русского философа. Фактически он полемизирует здесь с Львом Толстым (в вопросе об "этике ненасилия"), но В РЕАЛЬНОСТИ, мне кажется, получается, что он полемизирует с исходным христианством, с Нагорной проповедью, понятой адекватно, т.е. буквально. === Еще более глубокие и определяющие связи соединяют доктрину "непротивления" с содержательными корнями всего учения. Ибо идея "любви", выношенная и выдвинутая Л. Н. Толстым, вносит от себя такое содержание во все его основоположения и выводы, которое предопределяет собою неверность почти всех его вопросов и ответов. "Любовь", воспеваемая его учением, есть, по существу своему, чувство жалостливого сострадания, которое может относиться к какому-нибудь одному определенному существу, но может захватывать душу и безотносительно, погружая ее в состояние беспредметной умиленности и размягченности. Именно такое чувство, укоренясь в душе, захватывая ее глубочайшее чувствилище и определяя собою направление и ритм ее жизни, несет ей целый ряд опасностей и соблазнов. Так, прежде всего это чувство само по себе дает душе такое наслаждение, о полноте и возможной остроте которого знают только те, кто его пережил (1). Испытывать его - есть благо совсем не в том только смысле, что оно морально ценно и что его следует испытывать, но и в том смысле, что оно само по себе дает душе величайшее удовлетворение, услаждая ее и насыщая ее этою сладостью. В этом состоянии душа переживает себя блаженно-единою, целостно охваченною и растворенною; в ней все как бы течет и струится, звучит и светится, поет и сияет; она обретает в себе самой источник ни в чем другом не нуждающегося счастья, и притом такой источник, которого не может отнять у нее чужой произвол и по сравнению с которым другие источники кажутся скудными, слабыми и ненадежными. Но именно эта непосредственная доступность ключа к наслаждению, его самодовлеющий характер, интенсивность даруемого им удовлетворения и особенно способность его играть и петь в беспредметном умилении - могут незаметно приучить душу к духовно неоправданному и духовно малозначительному самоуслаждению, к сосредоточенности на этом самоуслаждении и на его добывании... Далее, как это ни странно кажется на первый взгляд, такая "любовь" не только не сближает "любящего" с другими людьми и не вводит его в единую, живую систему совместности, солидарности и общности, но, наоборот, отрывает его от них, противопоставляет его и закрепляет это противопоставление своеобразным, философически "оправдываемым", практическим безразличием к их судьбе. Эта -особенность объясняется, с одной стороны, моралистическим подходом к "любви", с другой стороны-ее услаждающим действием. Мораль требует от человека сострадания, понуждает к нему, укоряет за его отсутствие. Этим она сосредоточивает внимание человека на самом себе, приучая его к своеобразному, иногда довольно утонченному эгоцентризму: морализирующий человек интересуется главным образом (иногда исключительно) тем, что он сам испытывает и чего он сам не испытывает, и, укоряя себя, старается ввести в состав своей личной жизни новые, морально-ценные переживания. Но если ему это удается и он начинает испытывать и переживать сладость сентиментальных настроений, то сложившийся эгоцентризм не только не ослабевает и не исчезает, но закрепляется и упрочивается в наслаждающейся душе. Вот почему для сентиментального моралиста в его настроениях существенен не внешний, "любимый" им предмет, а он сам, "любящий" субъект. Важно, что "я сострадал", и это морально важнее, ценнее и психически реальнее, чем состояние того, к которому я имею сострадательное отношение. Необходимо, чтобы "я умиленно жалел; тогда я буду блаженствовать, и по сравнению с этим событием начавшегося во мне блаженства - судьба желаемого мною предмета решительно отходит на второй план. Дело не в том, что кто-то страдает, страдания даже полезны людям. Дело и не в том, чтобы во внешних отношениях и делах людей- что-то состоялось или чего-то не состоялось: это не в человеческой власти, а в Божией воле. Дело вообще не в "последствиях" поступка, соображения о них совсем не должны весить в мотивах и намерениях человека настолько, что поступок прямо объявляется тем более морально совершенным, чем менее совершивший его думал о его последствиях. Все дело в том, чтобы я внутренне исполнял "волю Божию", т. е. "любил", а остальное не в моей власти и потому не определяет собою моих заданий. Вот почему "любовь" сентиментального моралиста не уводит его душу от него самого и не освобождает ее от собственного бремени и личных пределов, но наоборот- закрепляет их. Сентиментальный человек не уходит в то, что любит, и не отождествляется с любимым, не забывает себя. Поэтому он и не строит любимого предмета, не творит его, ибо для этого необходимо переложить целевой центр своей жизни из себя-в него. Такой моралист центрирован эгоистически, и именно вследствие этого его "любовь" оказывается практически мертвенною! Он воспевает ее и призывает к ней, но то, что он воспевает, есть состояние внутренней завернутости и практической недейственности. Это есть "любовь" беспредметно-экстенсивная и общественно вялая, безразличная к последствиям своих поступков и к общественному благу. Ее лозунг выражается словами: предоставить других самим себе, а самому жить доброю жизнью. Любящий субъект оказывается несравненно важнее любимого объекта, и понятно, что в тот момент, когда сентиментальной душе приходится выбирать между тем и другим, она, оставаясь верною своей природе и своим принципам, останавливает свой выбор на субъекте и его драгоценной моральной правоте. Это не значит, что сентиментальный моралист отвергает всякое самопожертвование и совсем не способен к нему. Бывают такие острые случаи, когда он прямо советует "ставить самого себя на место убиваемого" или жертвовать своей жизнью. Однако при внимательном анализе обнаруживается, что он жертвует своею жизнью не ради спасения любимого, а ради собственной праведности. Ибо, как уже установлено, ответ должен иметь в виду именно те случаи, в которых спасти любимого может только физическое противодействие угнетателю, а не предложение самого себя в заместители убиваемой жертвы. Если волевая, героическая, несентиментально любящая душа стоит перед заданием спасти от смерти любимого человека (или, соответственно, оградить от насильников-растлителей семью, церковь, родину)-то она не может считать свое задание разрешенным, если она праведнически погибнет вместе со спасаемым, и притом погибнет потому, что не решится преступить пределов своей моральной праведности. Но сентиментальный моралист "любит" только до пределов своей личной моральной праведности. За спасение "любимого" он согласен отдать в крайнем случае свою жизнь, но не свою моральную безукоризненность. Правда, он "любит" и готов защищать любимое, но лишь до тех пор, пока не окажется необходимым физическое противодействие, которое для него морально-запретно, как греховное, постыдное "насилие". Поэтому, если жизнь ставит его перед необходимостью выбора между "спасением любимого" и "спасением своей личной праведности",-он не обинуясь спасает свою праведность (хотя бы ценою ее смертного конца) и предает любимый предмет. Его жертва заключается не на алтаре любимого предмета, а на алтаре собственного морального совершенства. Этим и определяется предел его эгоцентрической любви. Конечно, это совсем не мало, если человек ставит свою моральную безукоризненность, как он ее сам понимает, выше собственной жизни. Однако именно эта преданность его своей собственной добродетели обнаруживает, сколь мало он предан всему, что не есть она. Если насильник нападает на "любимого" человека и я в этот момент предпочитаю, чтобы он был убит (хотя бы вместе со мною), чем чтобы я оказал насильнику физическое противодействие,-то вся моя любовь оказывается аффектированным прекраснословием. Я обнаруживаю тем самым, что моя "любовь" ограничена своею собственною природою, что эти пределы обрекают ее на своеобразное практическое дезертирство и предательство, и притом в наиболее критический момент, что я в действительности не смею любить самозабвенно, цельно и героически - из боязни согрешить, и что вся моя "любовь" есть разновидность практического безразличия к якобы любимому предмету... Понятно, что если бы акцент любви лежал не на самом любящем субъекте, а на любимом предмете, то обращение к физическому противодействию не выросло бы в непреодолимую преграду. Спасающий спас бы любимого, не рефлектируя на возможный грех и не трепеща перед своею возможною моральною небезукоризненностью, ибо им двигала бы реальная любовь и реальная необходимость. Он отложил бы моральный суд над собою, и этот несвоевременный суд не поверг бы его в момент действия в раздвоенность, колебание, безволие и практическое предательство. Ясно также, что сентиментальная любовь не единит людей, а разъединяет их. В самом деле, если бы каждый человек, следуя правилу субъективистической морали, предоставил других самим себе, заботясь о своей собственной моральной безгрешности, то возникло бы не братское единение, а распыление отвернувшихся друг от друга пассивных атомов. Все были бы погружены, каждый про себя и для себя, в самодовлеющий процесс морализирующего само-умиления, и каждый сознавал бы, что в критическую для него минуту нападения он не найдет у других ничего, кроме безвольного и пассивного "сострадания" или в самом лучшем случае-готовности быть изнасилованным и зарезанным вместе с ним. Трудно представить себе, какую общественно-разлагающую струю внесла бы в жизнь Человечества такая извращенная, злосчастная установка - если бы все люди последовали за призывами сентиментальной морали, "перестали заботиться о делах внешних и общих" и, "не думая об единении" и "о последствиях своей деятельности" , вытравили бы из своей жизни начала взаимной обороны, совместного выступления против насильников, солидарной борьбы против злодеев... Осуществилась бы чудовищная программа-самораспыления добра в мире, самопредания и взаимопредания нравственно-благородных душ, и притом все от непомерной "моральности" и под названием взаимной "любви . К счастью для человечества, духовно-здоровый инстинкт не допустит его до такого крушения. Я бы добвил. что в наше время мы видим разобщение еще большее, чем даже это: когда люди вообще перестают помогать друг другу, и действуют по принципу "каждый за себя, один Бог за всех" и "Падающего - толкни".... ДОПУСТИЛ ИНСТИНКТ И ДО БОЛЬШЕГО КРУШЕНИЯ...
balu: Перепост сабжа от Витуса Вагнера, думаю будет небезынтересно местной публике: У каждого человека есть набор глубинных убеждений, которые он в норме не подвергает сомнению. В принципе, конечно, человек - существо разумное, и многократное повторение негативного жизненного опыта может привести его к пересмотру даже основополагающих постулатов этики, но это процесс не быстрый и болезненный. В настоящее время очень распространена этическая система, в которой одним из основных постулатов является "Ценность человеческой жизни бесконечно велика". Одним из следствий этого постулата является то что "Человек не должен причинять смерть другому человеку". Вроде все замечательно. Но для того чтобы при такой этической системе покарать преступника, его приходится вычеркивать из рядов людей. Если при такой системе требуется развязать войну, то из рядов людей государственная пропаганда вычеркивает целые народы. Кстати, именно эту этику описывают в своих утопиях Ефремов и Стругацкие. Именно поэтому Румата так настойчиво добивается чтобы дон Кондор признал серых "фашистами" хотя это совершенно не соответствует исторической роли фашизма и родственных тоталитарных идеологий. Просто для советского социума середины 50-х годов, когда Стругацкие писали ТББ, фашист - это по определению нелюдь. Объявление серых штурмовиков фашистами дало бы коммунару-Антону моральное право их убивать. Другим следствием из этого постулата является то, что человек позволяет себя угнетать и над собой издеваться как угодно. У него нет таких средневековых пережитков как честь и достоинство, которые бы ценились выше жизни. Казалось бы очень удобная этика для государств. Можно замечательно манипулировать людьми с помощью машины пропаганды. Но вот незадача - приходи какой-нибудь Джим Белл и придумывает ханжески-казуистическую систему, позволяющую убивать "не убивая", оставаясь "чистеньким" с точки зрения вышеописанного постулата. Ну данного конкретного Белла посадили. А толку? Систему кто-нибудь реализует исключительно по приколу. Потому что идея существует, а реализовать такую систему, которую не смогут загнобить правительства - это технический challenge. Плюс к тому на людей, которые по долгу службы вынуждены переступать императивный запрет на убийство - полицейских, военных, в общем силовую опору режима, в обществе начинают смотреть, как в средневековье на палача смотрели. Что не способствует концентрации в этих структурах умных и этичных людей. И с реинтеграцией в общество призывного контингента, прошедшего локальные войны - проблемы. Кроме того, система, в которой жизнь обьявлена высшей ценностью - очень сильно умножает человеческие страдания. Логичным следствием этого является запрет эвтаназии, и хорошо еще если не запрет абортов. Как тут отметил [info]uldorthecursed огрвниченные средства на медицину перераспределяются не самым эффективным с точки минимизации страданий образом. Да и вообще у нас только военно-полевой медицине (у военных этого ограничения нет. У них работа такая - посылать на смерть и причинять смерть) хватило цинизма чтобы лечить в первую очередь тех, кому можно помочь. Второй интересный постулат, который всплыл в обсуждении у [info]kot_kam - это что в любой неприятности, а особенно в любой смерти кто-то виноват. И нахождение и наказание этого виновного практически эквивалентно исправлению содеянного. С этим, кстати, Ефремов уже полемизирует в "Туманности Андромеды". Но остается неуслышанным. Есть еще третий постулат "Всегда есть кто-то более умный чем ты". Из которого следствие - не принимать решений самому, передавать их куда-то выше по иерархии. Если творится фигня - сядь и прикройся защитным полем, и жди, что тебя спасут. Так погибли Тивисса Хенако, Тор Лик и Ген Атал в "Часе Быка" у Ефремова. И, между прочим президент Польши тут недавно погиб именно из-за этого. Что КВС забыл, что он вообще-то в этом самолете первый после бога, и стал спрашивать совета у заведомо некомпетентных вышестоящих. Ну и привез их в березу. Кстати именно этот постулат при обсуждении несчастного Руматы к моему удивлению пропагандировала [info]lenka_iz_hij. Вообще по-моему литература просто создана для того, чтобы ее обсуждать. Лицедеи на помосте покривлялись, а мы в них либо золотыми монетами, либо тухлыми помидорами, в зависимости от того, понравилось нам или нет. Особенно если речь идет о вещи написанной полвека или более назад. Сейчас у нас совершенно другая ситуация (и сам оставшийся в живых автор, задай ему вопросы, на которые дан прямой ответ в книге, ответил бы на них совсем не так). А читанный всеми текст - попросту удобный отправной пункт для дискуссии. Нечего делать из писателя морального авторитета. Он лицедей на подмостках. При этом я вовсе не считаю что гуманистическая этика невозможна. Просто в ней не должно быть трех упомянутых постулатов. В общем этика Humanifesto у Розова (в том виде, в каком ее практикует Наллэ Шуанг) куда ближе к настоящей гуманистической этике, чем то, что за таковую принимает типичный современный европейский, российский или американский обыватель. ЗЫ: Похоже придется читать " Меганезию" Розова, очередное моделирование "лучшего будущего" нашего времени.
полная версия страницы