Форум » ПОДВИГИ ГЕРКУЛЕСА » *Произведения Алексея Ильинова* » Ответить
*Произведения Алексея Ильинова*
Трак Тор: Модель для сборки: ПЛАНЕТА РУСЬ: ЗНАМЕНОСЕЦ (Памяти Павших в Чёрном Октябре 1993 года) *ПАСХА НА КЭР-ДЭВАЙЕ* *Алексей Ильинов: Симфония Бургляндии (Авентюра Первая: Архипелаг)* *Алексей Ильинов: СНЕЖНЫЙ ОБЕЛИСК* (специально для ТОППЕ!) *Алексей ИЛЬИНОВ: ПЕПЕЛ БРАТЬЕВ МОИХ* *КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МОТЫЛЬКА*Извините, если комменты запутались (квантовое состояние такое:), но красота требует жертв :(
Тэй Рам: Уважаемые коллеги и читатели! Кто будет в Москве - милости прошу пожаловать на творческую встречу с Вашим покорным слугой. Как объявлено на 5-ой странице номера 50 (838) газеты "Завтра" (декабрь 2009 года), она состоится с 10 до 13 часов в воскресенье, 27 декабря сего 2009 года, в доме № 10 по Большому Харитоньевскому переулку. Там будет и презентация книги "Россия, помни! Стихи о 1993 годе", моего составления, со стихами более чем 20 поэтов о героических и трагических днях защиты Конституции. Собираюсь говорить и о других своих книгах: "Белом пламени" (Стихи. СПб, "Художественная литература", 1993) и двух ещё не опубликованных: сборнике стихов "Роса возвращается в небо" и известной вам НФ повести "Дальняя связь". Бью челом! приходите! P.S. Сайт газеты - zavtra.ru. Скан страницы с объявлением могу выслать имейлом.
Эуг Белл: Спасибо, Тэй Рам, мысленно буду
Алексей Ильинов: Да можете и не высылать, уважаемый Тэй Рам... Свежий номер «Завтра» можно скачать в формате PDF прямо на сайте газеты. У меня, кстати, была публикация в «Завтра» в 2006-м году - http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/06/659/74.html А вот о предстоящей творческой встрече с Вами лучше напишите потом небольшой отчёт... Интересно, кто будет на ней? Будет ли, например, отец Никон Белавенец (он крестные ходы водил вокруг Белого Дома в 1993-м) или поэтесса Нина Карташева? Уважаемый Тэй Рам, а можно ли где-нибудь ознакомиться с Вашей поэзией? Есть ли она где-нибудь в Сети?
Эуг Белл: Алексей! Сразу по ходу буду отмечать. увидел её глаза, чей смех привёл его в чувство. предложение не согласовано. Вообще - здорово! Просто потрясающе здорово! Еще не дочитал. серьёзное и красивое лицо девчонки, чьи мягкие лучше - девочки или как-нибудь по-другому, т.к. контраст получается сеьезного и несерьезного В дверном проёме стояли двое. Невысокого роста фигурки в зимних накидках с капюшонами, наброшенными на головы. Одна из них сделала шаг вперёд, ещё шаг и замерла. Тоже режет слух. Стояли двое - юноша и девочка (?) и т.д. Мы попытались отыскать выживших, но поиски пришлось прекратить из-за разыгравшейся метели. И ещё из-за звездолёта Чужаков, появившегося на земной орбите. - Тьма... тьма... плотская, хищная и разумная... Убивающая тьма, - пробормотал Сигурд, вспомнив сон, снившийся ему постоянно. - Звездолёты Чужаков очень сильно отличаются от наших... Но и у них есть уязвимые места. Несколько «их» кораблей удалось значительно повредить и даже уничтожить..., - заметила Скади. Эрн кивком подтвердил её слова. А тут не получилось "правильного диалога". Кто-то что-то должен спросить и т.п. Пока же будем ждать его здесь! А потом у нас ещё много дел впереди... Читается как у нас с вами. Нужно зачеркнуть "потом" и лучше у нас с Эрном... Слова Сигурда, явно сказанные им не без лёгкой, но ничуть не обидной, иронии, задели Скади, Противоречие. Зачеркнуть "но ничуть не обидной"? - Благодарите наших паладинов. Именно они обнаружили нас и вызвали помощь, - поспешила уточнить Сигрид. Непонятно, к кому она обращается? если к Сигурду - то нужно бы "благодари": разве они на "вы", они же влюбленные и т.д.
Эуг Белл: Здорово! Ты гений! Мне кажется, это - единое целое с "Обелиском"... И нужно продумать как бы какую-то общую канву... Это начало прекрасного большого романа.
Андрей Козлович: Больше всего мне нравится продолжающееся изучение нами Вселенной Ефремова, и то, что у каждого из нас своё видение даже корнов, и даже Великой Космической Войны, наверное, не страшно. Я не пожалел, что отвлёкся от изучения гностическо-герметической парадигмы и прочёл рассказ Алексея. Думаю, я скоро найду время и для того чтобы прочесть повесть Евгения. Что немного разочаровует. Никто ещё не приступил к изучению мерзости выжившей на Земле. Ведь если Ариман и его мир реально существуют, и, благодаря Стреле, они остановили механизмы эволюции системы ВК, то должны ещё существовать на Земле некие "Чёрные Ложи" о которых вскользь говорит Бердник, и вторжение со стороны корнов должно побудить их к активному действию. Какими должны быть эти организации и эти личности хранящие древние тайны, и умеющие входить в медитативные контакты с личностями из мира Аримана и исполняющие их волю? Ведь не стоит забывать, что корны только марионетки, второй уровень СА, с помощью которого Ариман хочет уничтожить Землю, единственный мир каким-то чудом сумевший преодолеть её первый уровень.
Алексей Ильинов: Евгений, Андрей, огромное Вам спасибо за столь чудесный отзыв! Рад, что трудился не зря... Евгений, твои комментарии учёл (спасибо, спасибо!!! ), текст ещё чуть-чуть подредактировал и кое-что добавил: http://toppe.forum24.ru/?1-10-0-00000015-000-0-0 Если новая редакция тебя удовлетворит, то тотчас же вышлю рассказ тебе для публикации на сайте ТОППЕ. Андрей Козлович пишет: Больше всего мне нравится продолжающееся изучение нами Вселенной Ефремова, и то, что у каждого из нас своё видение даже корнов, и даже Великой Космической Войны, наверное, не страшно. Андрей, в этом то и вся прелесть... Ибо у каждого из нас "свой Ефремов", но ЦЕЛЬ - одна. Аристон! Красота! Вселенная!
СтранникД: Прочитал рассказ с удовольствием. В целом понравилось, кроме некоторых смысловых и стилистических неточностей: Алексей Ильинов пишет: Когда же она уснула, он осторожно, боясь разбудить её, выбрался наружу, в сиреневый, остро пахнущий свежевыпавшим снегом, мрак. Тёмная стена леса тонула в нём. Он вглядывался в него, надеясь что-то там разглядеть и, быть может, найти какой-то ответ на мучительный вопрос, известный только ему одному. Лес равнодушно молчал. А снег всё падал и падал. И тогда он, вздохнув, возвращался обратно, сворачивался калачиком и пытался уснуть. Не согласованность действий героя в количестве: выбрался один раз, а возвращался много раз выделенное красным лучше заменить " на мучивший его вопрос" - так будет лаконичнее и короче. Алексей Ильинов пишет: Он зачем-то смотрел на опустошённую равнину и НА чудовище, плывшее над ним. Думаю, так будет корректнее. И еще по первой части рассказа, на мой взгляд, слишком много описательных неопределенностей. Это слегка портит общее впечатление, хотя я понимаю, Алексей, Ваше желание придать тексту таинственности и загадочности. Алексей Ильинов пишет: Сигрид, кое-как устроившись в кресле, ставшем тесным из-за скафандра, Если данный летательный аппарат не является большим автономным судном с искусственной атмосферой и гравитацией, а представляет легкий полуоткрытый аппарат, что следует из дальнейшего описания: Алексей Ильинов пишет: Сигурд стремглав бросился к боту. Сигрид тотчас же поспешила за ним. Сигурд запрыгнул в кресло тогда непонятно, почему строители данного аппарата не обеспокоились удобством людей, которым предстояло сидеть в нем именно в скафандрах? И, конечно это не особо принципиально, но в ЭВК речь о летательном планетарном устройстве идет, как о старом разбитом "Запорожце": "включил зажигание", "пытались запустить двигатели планетолета"... так и хочется добавить: "но севший аккумулятор не давал им это сделать"... Надо здесь подумать над более удачными техническими терминами... Алексей Ильинов пишет: Бросив взгляд на дневную сторону Япета, он вдруг заметил нечто необычное — красновато-рыжее сияние, похожее на отсвет далёкого пожара Это как ему удалось сделать? Все-таки он находится на поверхности спутника, а не на его орбите. Можно посмотреть на видимый горизонт, но никак не заглянуть за него. Я бы поправил и здесь. И дальше по тексту опять несуразность: Алексей Ильинов пишет: Они звали, они молили, они кричали, но отзыва не было. И тогда они поняли, что остались одни. Я бы написал: "и тогда они поняли, что на них надеты скафандры"... Действительно, кричать и звать кого-то в данной ситуации довольно нелепо. Услышать-то их могут только по радиосвязи, а там нужно не кричать, а вызывать через микрофоны скафандра. Алексей Ильинов пишет: Солнечная система была атакована Чужаком. Его вторжения никто не ожидал. И не совсем ясно, кто он. А вот это уже противоречит написанному ранее в "Снежном Обелиске", где ясно сказано, что земляне были предупреждены о возможном нападении и готовились к нему, строя сеть оборонительных бастионов... о чем, собственно, говориться и дальше по тексту. Алексей Ильинов пишет: - Неужели всё повторяется снова? Но что если мы не сможем, не выдержим, сдадимся на милость неизвестности, которая намного сильнее нас? И тогда участь наша будет ужасной, - почти простонала Сигрид. - Мы исчезнем и порастём нефилимскими чёрными маками Зирды... И опять противоречие: Алексей Ильинов пишет: Мы знаем лишь одно — «кто-то» уничтожил наших близких и друзей. И этот «кто-то» делает это как никогда спокойно. И, вероятно, совсем не испытывает чувства вины. Откуда такая уверенность? Если они до этого понятия не имели с кем столкнулись и имеют дело? Алексей Ильинов пишет: И она не замедлила появиться .... мгновенно разрубивший беззащитный планетолёт багрово-чёрным огненным клинком и превративший его в груду обезображенных обломков. Но они вырвались из беснующегося пламени и выжили. Скорчившись в неимоверно тесном чреве яйца спасательной капсулы, они продолжили свой путь в безвестность, надеясь на спасение. Все говорит о внезапности случившегося. Вряд ли у героев оставалось бы время забраться в спасательную капсулу. В лучшем случае, они могли быть одетыми в скафандры, но и их на героях не было... В дальнейшем же, оказавшись в тех условиях, что Вы описываете, герои с очень большой натяжкой могли бы находиться в этой капсуле так долго времени оставаясь в живых...Все-таки, нужно было есть-пить, управлять полетом капсулы (на автопилоте она бы не могла лететь), в конце-концов, справлять как-то свои естественные нужды... Что-то тут так же не доработано немного. Алексей Ильинов пишет: Сигурд определил, что приблизительно в половине дня интенсивного, с кратенькими передышками, пути должна начаться сеть поселений и городков Северного Венца, в свою очередь входившего в Северо-евразийский Континентальный Жилой Пояс. Там вполне могли быть люди. Но их присутствие нигде не ощущалось. Тоже весьма любопытно, как ему это удалось сделать? Без начальной ориентации и привязки к местности места посадки капсулы, без каких-либо самых простейших приборов? По Солнцу?... Его вроде бы всю дорогу не видно было из-за метели и туч... Идти в снежном лесу, изначально не зная где ты находишься, это все равно, что идти по пустыне без компаса - кругом один песок и барханы... Алексей Ильинов пишет: Глайдеры неслись над ночным полушарием Видимо, имеется ввиду обратная сторона Луны?... И, вообще, как-то они бесцельно носятся туда суда, не похоже, чтобы их целью была охранная функция... Описано, конечно, красиво, но у меня данный отрывок вызвал ассоциации с какими-нибудь "Звездными войнами" или "Звездным десантом", где показывают все эти пролеты юрких истребителей среди громад причудливых космических станций... Но это так, размышления в слух. Алексей Ильинов пишет: от планетолётов разных классов и вплоть до звездолёта какая-то корявая фраза получилась... Алексей Ильинов пишет: планет обычного типа (то есть планет, чьи параметры и характеристики были схожи с Землёй и Марсом) Лучше заменить на более простое определение: "планет земного типа". Ну, в общем-то, все... Может чего-то и не углядел. А вообще, Алексей, Вы молодец! Хороший рассказ получился. Продолжение будет?
СтранникД: Еще вспомнил! Описания корнов здесь и в "Снежном Обелиске" совершенно противоположные и противоречивые: там они ужасны и страшны (чего только стоит их взгляд, так потрясший Эона!), а здесь они вдруг превращаются в ангелов с образов - розовощеких и невинных, с утонченными красивыми лицами... Неувязочка какая-то получается!
Алексей Ильинов: Сергей, привет! Спасибо, спасибо за комментарии! Кое-что поправил (смотри на Форуме ТОППЕ в моём разделе, где я обновил редакцию), но, всё же, решил отдельные моменты оставить неизменными... Пусть даже они и не совсем детально прописаны... Прежде всего потому, что цель я ставил несколько другую — не написать научно-фантастический рассказ с кучей технических деталей и иже с ними... Самые главные моменты — это Храм и Орден Милосердия. То есть меня куда больше волновала психология и «внутреннее», человеческое... Именно отсюда некоторая недосказанность и размытость контуров... А насчёт смутных описаний — ну, это всё моё увлечение Урсулой ле Гуин и Дэном Симмонзом. У этих авторов нечто подобное прослеживается... То есть пространные, «психоделические» моменты... Что же касается как будто «бестолковых» полётов в пространстве, то тут задача была, скорее, иного толка — просто мне захотелось показать красоту космоса и тот хрупкость мира, который подвергся нападению. Насчёт «разных корнов»... Тут есть, конечно, изрядная доля истины. Но речь то ведь шла об ужасе иного рода... А именно ужасе убивающей красоты. Скажем, печально знаменитая надзирательница концентрационного лагеря Освенцим Ирма Грезе была нордической красавицей, но при этом он убивала с изощрённой жестокостью...
СтранникД: Алексей Ильинов пишет: Но речь то ведь шла об ужасе иного рода... А именно ужасе убивающей красоты. Возможно, возможно. Это я, конечно, понимаю, но если оба рассказа представляют из себя единый цикл, то в основополагающих деталях они все-таки должны совпадать. А насчет кучи технических деталей здесь у меня претензий нет. Мы это уже обсуждали, когда говорили о "Снежном Обелиске". Если ты заметил, я в своих комментариях на это и не упираю (разве что кроме момента со спасательной капсулой, но и этот эпизод можно оставить как есть). В основном там некоторые смысловые натяжки, но это поправимые мелочи... Пойду, почитаю окончательный вариант рассказа.
Алексей Ильинов: Сергей, ради Бога, только не подумай, что я, мол, "капризничаю"... Нет, твои комментарии для меня крайне ВАЖНЫ, ибо ты имеешь немаленький опыт в написании серьёзных, развёрнутых и, самое главное, грамотно оформленных литературных произведений! Ещё раз спасибо тебе!!! Быть может, впоследствии, я буду высылать тебе рукописи для просмотра, ибо, как я воочию убедился, хорошо писать ещё ой как нужно учиться... Да и я сам обратил внимание, что, вроде бы, выстраивая единый цикл, я всё равно умудряюсь писать самостоятельные рассказы... Особая благодарность Евгению, который не только внимательно прочитал, но и "вычитал" (!!!) моё новое творение!!! Всех поздравляю с наступающим Новым Годом! Желаю всем от всей души счастья, здоровья, радостей и, разумеется, творческих успехов!!! АРИСТОН! КРАСОТА! ВСЕЛЕННАЯ!
Алексей Ильинов: Ну, наконец-то! Мой рассказ выложен на сайте «ТОППЕ»! Ещё раз хочу от всей души поблагодарить всех, кто так или иначе был причастен к судьбе моего творения - Евгения, внимательно прочитавшего его и указавшего на ряд технических и стилистических недочётов; Сергея, чьи профессиональные комментарии и правки я считаю архиважными и многоценными (ещё раз спасибо, Сергей, за внимание к моим литературным экспериментам!); Андрея за тёплые слова, добрые пожелания и идею моего будущего рассказа (пока я его обдумываю), где я рискну обыграть идею «чёрных лож» и «вампирских соблазнов». Спасибо, друзья! Ниже я выкладываю (прежде всего, чтобы поставить окончательную точку!) редакцию рассказа, опубликованную на сайте «ТОППЕ». *ПЕПЕЛ БРАТЬЕВ МОИХ* Затерявшись где-то, Робко верим мы В непрозрачность света И в прозрачность тьмы. Максимилиан ВОЛОШИН We steered our ship to the Sea of all Tranquility The only sound our voices, as star-struck we fly Our hopes ever high That the songs we sing and the words we bring Should never die BARCLAY JAMES HARVEST "Sea Of Tranquility" Снегопад для двоих А снег неторопливо и величаво падал, неслышно и мягко ложась на засыпающую, тронутую морозцем, землю. Крупные его хлопья порхали над стынущим нагим лесом, словно то были какие-то необычные насекомые, чьё количество возрастало ежесекундно. И было в этом снегопаде что-то такое, отчего где-то внутри всё затихало и в чертогах души, измученной старческой осенней слякотью и непрестанными дождями, становилось как-то особенно хорошо. Так было и в этот раз. Снегопад продолжался, не переставая, весь короткий, промелькнувший незаметно, день и всю тягуче-тоскливую ночь. Утром совсем на немного выглянуло сонное дымчатое солнце, лениво зевнуло и скрылось за пеленой бесцветных облаков. А вскоре опять матово-белой стеной повалил снег и предвечерний сереющий лес покорно погрузился в седую мглу. Снег таял в его ладонях, превращаясь в синеватую студёную воду. Он запрокидывал своё обветренное лицо и ожидал, когда холодные хлопья ласково осядут на нём. Ему нравилось это ощущение — почти незнакомое и невозможное там, где холод убивает всё живое лишь только на том основании, что оно хрупко и далеко от совершенства. Там, откуда он прибыл, зима тянулась бесконечно долго. Но здесь, в хрустальной тишине земной зимы, ему хотелось забыться навсегда. Она тронула его за плечо. Он обернулся и пересёкся взглядом с её смеющимися глазами цвета высокого неба в раскалённый июльский полдень. Она улыбнулась и тихо-тихо, почти шёпотом, произнесла: «Ну, пойдём... Нам ещё долго идти...». Он кивнул в ответ, запахнулся потеплее в промокшую накидку и, выдохнув изо рта пар, пошёл. Снег протяжно скрипел под ногами. Они шли почти весь день и остаток вечера, отдыхая пару раз. Снега становилось всё больше и больше, а лес всё тянулся и тянулся куда-то вдаль, забираясь выше, на линии горизонта, на ступенчатые горные склоны. Лес и не думал заканчиваться, а, напротив, сменился тяжёлыми сводами еловых лап. Вконец вымотавшись, они устроили привал, установили купол палатки с внутренним подогревом и, забравшись в живительное тепло, наскоро перекусили скудным рационом — порцией питательной смеси, оставшейся из запасов спасательной капсулы. Они ели молча, тщательно пережёвывая синтетическую, лишённую вкуса, мякоть. Усталость брала своё и их клонило в сон. Когда же она уснула, он осторожно, боясь разбудить её, выбрался наружу, в сиреневый, остро пахнущий свежевыпавшим снегом, мрак. Тёмная стена леса тонула в нём. Он вглядывался в него, надеясь что-то там разглядеть и, быть может, найти какой-то ответ на мучивший его вопрос. Лес равнодушно молчал. А снег всё падал и падал. Вернувшись обратно в палатку, он сворачивался калачиком и пытался уснуть. Но едва он закрывал воспалённые красные веки, как в тот же час снег за тонкой стенкой палатки превращался в ломкие хлопья ядовито-горькой гари. Она была невыносима на вкус и обжигала кожу, оставляя на ней незаживающие волдыри и струпья. Это был снегопад, но какой-то другой... Чужедальний, бездушный, страшный. И он был кем-то другим. Тоже нездешним и страшным. И тогда перед собой он видел лишь чужую ржаво-чёрно-бурую равнину и уродливые, словно проеденные гигантскими прожорливыми лярвами, скалы на расстоянии выстрела. С низкого, нависающего крышкой саркофага, удушливо-пепельного неба постоянно сыпалась какая-то мёртвая труха. Да и небо ли это было? Но в этом унылом небе, вроде бы, было что-то ещё. Нечто бесформенное, лишённое даже намёка на какую-либо симметрию и гармонию, постоянно меняющее свои первоначальные очертания. Вбирающее в себя любой свет. Ещё оно светилось зловещими багрово-фиолетовыми огоньками-глазками по краям. Живое ли то было создание, способное мыслить, либо же искусственное, неведомо кем сконструированное? Впрочем, он, видевший его сейчас, только догадывался о том. Горелая мерзкая труха падала на него и на тех, кто стоял рядом — высокие, чуть сгорбленные, сгустки тёмной материи, в чьём чреве ворочалась пленённая жизнь. Он зачем-то смотрел на опустошённую равнину и на чудовище, плывшее над ним. Он искал что-то на этой равнине и, как будто, нашёл. Но некая потусторонняя сила сковала все его члены и швырнула вниз, на колени, в сугроб из пепла и жжёной трухи. В его собственной тьме, бывшей с ним всегда, начиная с самого рождения, мелькнуло что-то незнакомое, явно несвойственное его природе. И тотчас же умерло, рассыпавшись гаснущими искрами и оставив всё его существо без какой-либо надежды. Он вскрикнул от только что увиденного... Она тут же проснулась и схватила его за разгорячённую, пышущую жаром, руку. И он снова увидел её всегда смеющиеся глаза. - Успокойся... Ведь это был всего лишь сон. Просто глупый сон... - Сон... я постоянно вижу его и никак не могу проснуться, - ответил он, чувствуя, что его опять засасывает туда, откуда он только что вернулся. Там ждали его и тянули за собой. Едва рассвело, они привычно тронулись в путь. Снегопад почти прекратился и лишь реденькие снежинки иногда напоминали о себе. День выдался бессолнечным и по-зимнему непроницаемо-серым. Они шли долго, даже с некоторым остервенением, то и дело перебираясь через упавшие, облепленные снегом, стволы деревьев и овраги, заросшие шершавым бурьяном, и ещё голым, с квёлыми оранжевыми ягодами, шиповником. Иногда он оборачивался и ловил на себе взгляд её всегда смеющихся глаз на усталом личике, розовом от мороза. Они, её глаза, смеялись и тогда, вдали от этого зимнего леса. Там, в ночи, на Япете. Сигурд и Сигрид Они встретились на Япете. Он и Она. Незадолго до того Дня, навсегда изменившего их. За годы упорного труда человек создал здесь, на заснеженных равнинах, усеянных кратерами, провалами и трещинами, настоящий оазис — действующую исследовательскую станцию с жилым комплексом и даже маленьким, рассчитанном на один-два планетолёта, космопортом. Несколько десятков человек — исследователи, медики, кибернетики, ремонтники, пилоты десантных ботов - постоянно жили и работали здесь, на островке, отвоёванном у космоса. Чужака, вынырнувшего из ниоткуда на орбите, совсем не интересовало, что Он и Она встретились и узнали друг друга. Он и Она. Сигурд и Сигрид. Их спасла случайность. Или даже Чудо. Накануне того Дня Сигурд предложил Сигрид отправиться на ночную сторону Япета, где пёстрая, опоясанная величественным кольцом, громада Сатурна смотрелась крайне эффектно, а звёзды были ярки как никогда. К тому же он должен был выполнить поручение начальника станции и установить там, в идеально ровной, точно тщательно отполированное зеркало, долине Геката, кое-какое научное оборудование и ещё подготовить место для предстоящей зимовки команды исследователей. Тяжёлый бот, внешне похожий на грубо обтёсанную глыбу льда, грузно поднялся со стартовой площадки в половине одиннадцатого утра по времени Япета. Совершив искусный манёвр, он неспешно направился в сторону невысоких округлых холмов на горизонте с пылавшим над ним великолепным шитьём созвездий. Сигрид, кое-как устроившись в кресле, ставшем тесным из-за скафандра, задумчиво смотрела в овальный зрачок иллюминатора, наблюдая за однообразием плывущего пейзажа внизу: лёд, кратеры, трещины, выпуклости... и снова тоскливые поля льда вперемежку с дырами кратеров и шрамами разломов. Пару раз мелькнула обнажённая скальная порода, выступавшая из ледяной толщи. Бот задержался над одним из кратеров, где больше полугода назад разбился экспедиционный планетолёт. Он был откомандирован с Марса для более обстоятельного изучения ряда спутников, входящих в систему Сатурна. Однако из-за непредвиденного сбоя в навигационном компьютере планетолёт внезапно утратил возможность нормального маневрирования и камнем рухнул на поверхность Япета. И вот теперь, в чаше кратера с зазубренными краями, одиноко возвышался памятный обелиск с выгравированным на нём трогательным рисунком — лебедем, величаво летящем среди звёзд. В Солнечной системе было много таких вот печальных мест, ибо космос не только открывал свои великие тайны, но и исключительно жестоко расплавлялся с теми, кто осмеливался бросить ему вызов. Сигрид с грустью смотрела на этот обелиск — высокую стелу, чья чёткая, с резкими краями, тень чернела на сероватом, с тёмными прожилками, льду. На обратной стороне Япета, облитой глазурью студёного ночного мрака, Сигрид и Сигурд ощутили прилив сил. Позабыв о неудобных скафандрах и усталости, они совсем по детски восхищались красотой благородно чёрного неба и таинственно мерцающими звёздными узорами. Бриллиантов звёзд было так много, что можно было протянуть руку и разом, не скупясь, зачерпнуть полную горсть. Сигурд аккуратно посадил бот в долине Геката и вместе с Сигрид вышел в тьму, где едва-едва угадывались очертания низких островерхих скал вдалеке. Он долго возился с выгруженными контейнерами, извлекая оттуда продолговатые стержни датчиков, кубики приборов и плоские сканеры окружающего пространства. Наконец, когда был установлен маячок сверхдальней связи, Сигурд, активировав его, решил связаться со станцией, но в ответ услышал лишь остервенело унылое завывание помех. Неудача, было, насторожила его, однако он решил, что это всего лишь какая-то внешняя и вполне разрешимая проблема. Сигрид смотрела на звёзды. Сейчас, в этот момент, она была счастлива и даже стала напевать торжественную «Песнь Лебедя», появившуюся вскоре после старта знаменитого звездолёта, ушедшего к Ахернару. В ней было всё — и восторг полёта, и счастье открытия, и грусть расставания. Сигурд охотно подпевал ей, но какое-то неприятное предчувствие терзало его. Бросив взгляд на горизонт, за которым пряталась дневная сторона Япета, он вдруг заметил нечто необычное — красновато-рыжее сияние, будто похожее на отсвет далёкого пожара. Поняв, что произошло что-то недоброе, Сигурд стремглав бросился к боту. Сигрид тотчас же поспешила за ним. Бот, опираясь на столб яркого пламени, прыгнул ввысь, прямо к ошалелым звёздам, и, набрав максимально возможную скорость, понёсся обратно, к станции. То, что три с половиной стандартных часа спустя открылось им, ужасало и бросало в дрожь. На месте станционных строений медленно остывала жуткая угольно-чёрная, с воспалёнными багровыми пятнами, рана. Сигурд, едва сдерживаясь, запросил центральный пост и лично начальника станции, затем переключился на персональные каналы. Но никто так и не ответил ему. В наушниках лишь бесновался, сводя с ума, ливень радиопомех, куда периодически вторгались оглушительные акустические щелчки. Сигурд и Сигрид бесцельно бродили по остывающему пепелищу. Они звали, они молили, они кричали, но отзыва не было. И тогда они поняли, что остались одни. Одни на Япете, в плену у безъязыкого молчания. Двое. Сигурд и Сигрид. Запас кислорода в ранцах скафандров почти подходил к концу и тонкий писк контроллера постоянно напоминал о том. Ещё немного резервного оставалось в кабине бота. Сигурд в последний раз активизировал сканер поиска и отправил запрос. И тут на его бледновато-зелёном полупрозрачном экранчике, в верхнем углу, где лихорадочно перемигивались цифры, полыхнула и тут же пропала рубиновая звёздочка. Не веря своим глазам, Сигурд ринулся к тому месту, которое уловил и зафиксировал невидимый луч сканера. Он бежал, а под его ногами мёртво хрустело месиво изо льда, снега и пепла. И звёздный свод, бешено вращавшийся над головой, словно насмешливо кричал ему вслед: «Эй, куда спешишь? Там ведь нет ничего...». Но он бежал... спотыкаясь, едва не наткнувшись на острую пику затвердевшего, твёрже стали, япетианского снега... и обнаружил планетолёт станции в самом дальнем ремонтном доке, засыпанном наполовину ледяным крошевом и ещё каким-то неопределённым хламом. Все следующие часы Сигурд и Сигрид готовили планетолёт к старту. Сигрид умело запрограммировала корабельный навигационный компьютер, заложив в его память координаты Земли и вероятные погрешности предстоящего маршрута. Кибернетический мозг, обработав полученный данные, выдал наиболее оптимальное решение и дал «добро» на старт. Подготовленный к длительному полёту планетолёт оторвался от мёрзлой поверхности Япета и, оставив за кормой молчание остывшего пепла и сверлящую боль потери, одиноко ушёл в пустоту вакуума. Они летели домой. Сигурд и Сигрид. И ожидали ответа на запрос, отправленный на Землю и в близлежащие колонии. Но ответ был какой-то смутный, малопонятный, противоречивый — Солнечная система была атакована Чужаком. И не совсем ясно, кто он. Первое, окончившееся неудачей, столкновение с ним произошло рядом с Плутоном и в Поясе Койпера. Большие потери несут обе стороны. Медленно разматывалась лента бессонных дней отчаянного полёта во тьме. Сигурд и Сигрид, как могли, поддерживали друг друга, но то, что они вместе пережили, было внутри их. И оно являлось им в коротких и неспокойных снах. В один из таких дней, чья тяжесть ощущается особенно непереносимо, Сигрид долго и пристально вглядывалась в безглазую черноту впереди... Её мысли блуждали где-то там, за обзорным экраном штурманского отсека. - Знаешь, я только сейчас, как будто, поняла, что же произошло с нами..., - неожиданно сказала она. - Наш привычный мир можно разбить... Совсем как стеклянную ёлочную игрушку... Разбить вдребезги. И осколки разлетятся во все стороны. И, поверь, никто не сможет их собрать. И склеить заново. - Да, я тоже не раз думал над этим... И случившееся мучает меня, лишая сна и рассудка, - ответил Сигурд. - Мы не знаем, что же произошло на самом деле. Мы знаем лишь одно — «кто-то» уничтожил наших близких и друзей. - Меня ужасает это дьявольское спокойствие убивающей тьмы, мой добрый Сигурд... Но ведь мы одолели извечную тьму? Разве не так? - Да, мы одолели... И прежде всего в самих себе. В душе своей. Но тьма ведь от этого никуда не исчезла, она просто затаилась в тени. И вот она снова испытывает нас. Она пришла — открыто, не таясь, непрошеная и негаданная. И если Земле суждено вступить в противоборство с ней — значит такова воля Вселенной. Значит, так суждено нам. - Неужели всё повторяется снова? Но что если мы не сможем, не выдержим, сдадимся на милость неизвестности, которая намного сильнее нас? И тогда участь наша будет ужасной, - почти простонала Сигрид. - Мы исчезнем и порастём нефилимскими чёрными маками Зирды... Тогда они всем существом своим ощутили присутствие извечной тьмы, Сигурд и Сигрид. И она не замедлила появиться — плотный, с исполинскими щупальцеобразными отростками и иглами, сгусток тьмы, мгновенно разрубивший беззащитный планетолёт багрово-чёрным огненным клинком и превративший его в груду обезображенных обломков. Но они вырвались из беснующегося пламени и выжили. Скорчившись в неимоверно тесном чреве яйца спасательной капсулы, они продолжили свой путь в безвестность, надеясь на спасение. Сигурд чувствовал тепло тела Сигрид, полулежавшего в кресле рядом. И ощущал на своём лице дуновение её спокойного дыхания. И постоянно видел её глаза — всегда смеющиеся. Они летели к Земле, Сигурд и Сигрид. Звёзды дрожали в крошечном квадратном иллюминаторе над головой. Зыбкий синевато-серебристый свет, проникавший снаружи, выхватывал из полумрака осунувшиеся, серые от усталости, лица двух спящих людей — юноши и девушки, стиснутых в скорлупках кресел. Они дремали, Сигурд и Сигрид. А тьма, затаившаяся на их пути, была недвижима и, как будто, мертва, загораживая всей своей необъятной и изъязвлённой тушей звёзды. Она поглотила капсулу. И свет в иллюминаторе померк. Лишь огоньки помигивали на приборах в немом крике вязкой, точно дёготь, ночи. И ночь проникла внутрь капсулы и, к своему немалому удивлению, обнаружила там спящих. Она коснулась одного из них своим языком, поселив в нём, в омуте его разума, частицу себя. Сигурд ощутил её присутствие и вскрикнул от тупой и ноющей боли, пронзившей всё его тело, вплоть до самого последнего атома. Но пробуждения не последовало, ибо сон, где всё было серым, чёрным и кроваво-ржавым, не отпустил его. И он, Сигурд, был неотъемлемой частью этого сновидения, воплотившего наяву кошмары Босха и Брейгеля, у коего не было ни начала, ни конца. В этом сне из трупа небес сыпал мёртвый снег. Звёзды отрешённо мерцали в иллюминаторе и двое, замкнутые в тесноте спасательной капсулы, скитающейся в пространстве, с надеждой смотрели на них. Они были сильно измучены дорогой, но, всё-таки, живы. Наконец, Земля встретила Сигурда и Сигрид тёмным, с редкими соцветиями огоньков, покрывалом, наброшенным на ночное полушарие. И капсула, затормозив, стремительно понеслась к её поверхности. Пробив атмосферу, она, объятая языками голубоватого пламени, вонзилась в черноту, зиявшую внизу - подобно обессиленной звездочке, низвергнутой за какие-то прегрешения непознанными силами с тверди небесной на твердь земную. Они вернулись домой. Двое, заглянувшие в очи непрошеной тьмы. Сигурд и Сигрид. И снегопад скрыл их возвращение... Малахитовый Терем Ранним морозным утром лес тонул в молочно-сизых и безветренных сумерках. Изредка с неба, затянутого густыми, точно взбитые сливки, облаками, падали одинокие снежинки. Ели стояли вокруг молчаливые и грозные, совсем как рыцари-храмовники эры Тёмных Веков, закутавшиеся в головы до пят в плащи и сплотившиеся вокруг своего предводителя - великого магистра. Снег повалил с новой силой, когда сделалось совсем светло. И опять двое растворились в нём. Они шли, не оглядываясь, и утопая по колено в снегу. А ели устрашающе гудели над головами, иногда осыпая путников холодно-жгучей пудрой или сбрасывая прямо под ноги тяжеленные снежные комья. Сигурд предположил, что примерно в половине дня интенсивного, с кратенькими передышками, пути должна начаться сеть поселений и городков Северного Венца, в свою очередь входившего в Северо-евразийский Континентальный Жилой Пояс. Там вполне могли быть люди. Но их присутствие нигде не ощущалось. Ближе к полудню они, всё же, нашли следы людей. Сигрид разглядела за колоннами деревьев что-то белое, явно искусственного происхождения, и даже вскрикнула от неожиданности. Её голос прозвучал совсем странно в окружающей звенящей тишине. Быстро преодолев расстояние, отделявшее их от долгожданной находки, Сигурд и Сигрид вышли на небольшую поляну, в центре которой стояла старинная постройка, сложенная из дикого камня, с высокой, сужавшейся кверху, частью, завершавшейся крестом. Однако рядом с ней было безлюдно. Похоже, что люди здесь появлялись крайне редко, ибо все возможные подходы к зданию были скрыты под сугробами. Сигурд с силой толкнул дверь, сбитую кем-то неизвестным из прочных, плохо оструганных, досок, и, после недолгих раздумий, вошёл внутрь. Там было тихо, холодно и темно. Сигурд огляделся и замер, увидев, что на него со стен пристально смотрят суровые и сосредоточенные взгляды людей, облачённых в длинные складчатые одежды. Чуть поодаль он заметил крылатого златокудрого юношу в ярко-синем облачении с алыми рукавами, в медных рыцарских латах и с прямым лучом меча в узкой девичьей руке с длинными пальцами. Сигурд посмотрел наверх и там, в зябкой дымке, заметил изображение женщины с ребёнком на руках. Женщина была молода и прекрасна. Она смотрела на Сигурда с любовью и какой-то едва уловимой тоской в васильковых глазах. Сигурд резко обернулся, услышав шорох лёгких шагов, осторожно ступавших по каменному, выложенному из грубо обработанных плит, полу. И столкнулся лицом к лицу с Сигрид. - Это храм, мой добрый Сигурд. Его построили в самом конце ЭРМ. Тут есть табличка с описанием его истории, - сказала она, выдыхая изо рта влажный, осыпавшийся кристалликами инея, пар. - Его построили в память о тех, кто лежит здесь, в этой горестной земле... Тут были могильники, Сигурд. А в них — люди. - Люди? Но... зачем их нужно было убивать? И ради чего? - В ту эпоху часто убивали, мой добрый Сигурд. Ты ведь помнишь, что это обычно делали те, кто больше всех любил рассуждать о благе для всего рода человеческого, - с грустью в заметно дрогнувшем голосе промолвила Сигрид. - Они выступали под разными знамёнами, часто говорили много хороших и даже разумных слов, но, увы, убивали все одинаково. И те, кто здесь лежит, прямое тому свидетельство. И именно потому здесь стоит этот храм... - И всё равно я не понимаю... Зачем нам, людям Великого Кольца, беречь все эти сооружения? Мы ведь, вроде бы, вполне благополучно пережили времена наивной религиозности и пришли, в конце концов, к счастливым временам подлинно человеческого согласия. И наше осмысление религии ныне совсем иное. То есть мы, конечно, не отрицаем её бездумно и находим немало положительного и важного в религиозных и идеалистических исканиях. И, тем не менее, не ставим религиозное во главе угла и руководствуемся, как будто, вполне разумными установками, - вырвалось у Сигурда. - Кажется, я только сейчас поняла, мой добрый Сигурд, почему в нашу эру Великого Кольца люди всё равно почитают храмы и подобные им места, хотя и давно позабыты многие священные слова и смысл многих культовых обрядов навеки утрачен. Кажется, ещё в ЭРМ кто-то из позабытых мыслителей обмолвился, что всё начинается с фанатичного и кровавого разорения храмов и превращения их в загоны для скота. Да только вот потом рано или поздно появляются загоны для людей. Почти вся эра Разобщённого Мира прошла под этим зловещим знаком. Знаком разорения святилищ и строительства загонов. Их часто разрушали до основания, но на их месте тут же возникали другие святилища или вообще оставался пустырь... Или появлялся загон... а в том загоне - люди, - ответила Сигрид и опустила глаза, чьё светлое злато сделалось печально-тусклым. - Да, Сигрид... Горы трупов за нашими плечами... И это несоизмеримая ни с чем цена. И, боюсь, что и сейчас нам угрожает нечто подобное. Не сломаемся ли мы, не превратимся ли в опьянённых охотой и убийствами зверей? Как встретим мы Чужака? - Я не могу ответить на твой вопрос, мой добрый Сигурд. Впрочем, мы давно уже не дети, ибо пора нашего детства прошла. Будем полагаться на человечность, разум и меру. И если человечество не позабудет о том, то шанс у нас есть. И не только у нас, но и у всего Великого Кольца. Братья не оставят нас! - уверенно ответила Сигрид окрепшим голосом. Потом они молчали в синей тишине храма. Бледный и неверный свет едва пробивался через узкие оконные проёмы наверху, под самым купольным сводом, мастерки расписанном шести и восьмиконечными звёздами, ликами-светилами и летящими трубачами с крыльями за плечами. Сигрид увидела юношу-воина и залюбовалась им. В этой архаичной и удивительно простой настенной росписи было что-то трогательное, искреннее и тёплое. Она не знала, кем был этот юноша и кого защищал его меч. Но одно было безусловным — он стоял на страже покоя матери и малыша, прильнувшего к её груди. Чей-то едва слышный шёпот за спиной заставил Сигурда и Сигрид резко обернуться. В дверном проёме, загораживая собой свет, стоял кто-то и рассматривал их с явным любопытством. Сигурд негромко спросил: - Эй, кто вы? И тогда этот непонятный «кто-то» шагнул вперёд и, сделав ещё шаг, замер на месте. Приглядевшись повнимательнее, Сигурд и Сигрид поняли, что перед ними стоят двое подростков в одинаковых зимних куртках и накидках с поднятыми капюшонами. Один из них, сжимающий в руке что-то похожее на длинный шест, скинул с головы капюшон. И тут Сигурд и Сигрид увидели серьёзное и красивое лицо девочки лет тринадцати-четырнадцати, чьи мягкие янтарно-золотые волосы были заплетены в две толстые косы. Чуть выше её глаз, пылавших пронзительно-чистым изумрудным светом, сиял лёгкий головной обруч, украшенный гравированными ветвями дуба и усеянный микроскопическими блёстками. Сигрид сразу же сравнила её с Ведой Конг в образе вольной и гордой норвежской королевы. «Она совсем как Веда, эта девчушка... Такая же красивая, юная и бесстрашная», - подумала она и приветливо улыбнулась. В ответ на личике девчонки тоже появилась дружеская улыбка. Она подняла руку в приветствии. Её спутник подошёл ближе и тоже сбросил капюшон, открыв узкое, с бледной кожей, лицо темноволосого и кареглазого мальчишки. - Это Эрн, - представила девчонка своего спутника. - А я - Скади. Богиня-охотница! Хранительница этой чащобы и священных рощ! - Приятно вот так, наяву, встретиться с юной богиней! Дерзкой и стремительной. Совсем как северный ветер. Надеюсь, ты будешь гостеприимна к нам, усталым путникам, - добродушно рассмеялась Сигрид, изрядно удивлённая столь поэтичным ответом. Скади хотела что-то сказать, однако вместо неё ответил Эрн. Он строго взглянул на подругу, словно та произнесла некую пустопорожнюю глупость: - За Перевалом Троллей патруль из Малахитового Терема обнаружил разбитую спасательную капсулу. Судя по её состоянию, она долгое время странствовала в открытом космосе. И, вероятно, несколько дней назад прибыла на Землю. Мы попытались отыскать выживших, но поиски пришлось прекратить из-за разыгравшейся метели. И ещё из-за звездолёта Чужаков, появившегося на земной орбите. - Тьма..., - пробормотал про себя Сигурд, вспомнив сон, снившийся ему постоянно. - Убивающая и разумная... - Звездолёт Чужаков? - переспросила Сигрид. - Чужак появился на орбите несколько дней тому назад и подверг бомбардировке приполярные области, - ответила Скади. - Его не сразу удалось засечь, так как корабль был окутан очень необычным и плотным экранирующим полем. Но и оно не спасло его... Сначала звездолёт Чужаков повредили и уже в атмосфере Земли уничтожили огнём орудийных батарей и ракетами. Да, и они смертны! Эрн кивком подтвердил её слова. Потом он долго рассказывал Сигурду и Сигрид обо всём, что произошло на Земле и в Солнечной системе, начиная с момента появления Чужака: о гибели Бастиона на Плутоне, о жестоких бомбардировках юпитерианских лун, о организации Совета Стратегии и Мобилизации и быстрой эвакуации жителей жилых поясов. Иногда Скади дополняла его. День нехотя угасал и бесследно таял в сгущавшихся вечерних сумерках. В неосвещённом помещении стало совсем темно. И тогда Эрн предложил всем поскорее покинуть храм. Но Сигурд и Сигрид на немного задержались там, чтобы попрощаться с фресками. Они ходили от фрески к фреске, разглядывая их в свете ручных фонариков. Крылатый юноша-воин по-прежнему сжимал в руке крестовину меча, а небесная мать нежно оберегала своё небесное дитя. Собравшись, было, уходить, Сигрид нашла кое-что ещё - деревянный крест, тёмный и страшный, с прикреплённым к нему колючим венцом, сплетённым из ржавой, утыканной угрожающе торчащими шипами, проволоки. Не без опаски коснувшись креста пальцами, она ощутила обжигающий холод изуродованного металла и неровную поверхность старого дерева. Потомки, соборяне эры Великого Кольца, сохранили этот скорбный символ, омытый слезами и кровью, дабы всегда помнить о той цене, которая когда-то была заплачена человеком за его восхождение к звёздам. Неподалёку от храма, под высоченной разлапистой елью, утопал в сугробе «кузнечик» - мобильный, идеально подходящий для сверхдальних путешествий, робот-прыгун - ну совсем юркий и проворный Конёк-горбунок, явившийся из волшебной сказки! Эрн набрал на панели-трилистнике «кузнечика» нужную комбинацию, виртуозно щёлкнул клавишами, после чего сказал с явным удовлетворением в голосе: - Где-то через час прибудет винтолёт из Малахитового Терема и доставит вас в безопасное место. Пока же будем ждать его здесь, на поляне! А у нас со Скади ещё много дел и свершений впереди... - А вы? Разве вы не собираетесь возвращаться? - поинтересовалась Сигрид. Впрочем, это решение Скади и Эрна её нисколько не удивило. Судя по возрасту, им совсем немного оставалось до начала Подвигов Геркулеса и они были вполне самостоятельными и ответственными за свои поступки молодыми людьми. - Позже вернёмся, - коротко бросила Скади и, видимо решив сразить чем-то потрясающим только что приобретённых знакомых, продолжила. - Мы ведь Послушники-Следопыты. И в качестве испытания избрали трудное Послушание Паладина. То есть долгий разведывательный рейд к Перевалу Троллей и ещё дальше, прямиком до Звенящих Фьордов, к кромке океанических льдов. Это почти восемь дней пути. Но испытание того стоит. Если справимся, то нас наверняка примут в ряды Ордена Милосердия. - Что это за Орден? - спросил Сигурд. - Видимо, это какая-то очень важная и секретная организация? Неужели мы встретились здесь, в этой чащобе, с рыцарями-паладинами Тёмных Веков? Слова Сигурда, сказанные им не без лёгкой иронии, явно задели Скади, но, тем не менее, она терпеливо ответила: - Ну, какая-то доля и ...
Алексей Ильинов: ... стины есть в ваших словах. Мы очень хотели бы походить на средневековых рыцарей-паладинов. Но только не играть в них, а быть ими на самом деле. Потому и появился в Малахитовом Тереме наш Орден. - Прости, я никоим образом не хотел обидеть ни тебя, ни Эрна, - поспешил загладить свою вину Сигурд. - И мне понятен ваш искренний, рвущийся из самой глубины души, порыв к справедливости, красоте, любви и свету. Если ваше рыцарство — это не игра, но ступень к совершенствованию тела и духа, то это только замечательно. - Это и есть игра, - вмешался в разговор Эрн. - Но это игра, где человек сполна познаёт сам себя. Да, мы играем, но делаем это максимально ответственно и, разумеется, с оглядкой на мудрый опыт наших старших товарищей. Это наша школа. Союз верных друзей. Братство, наконец. Да, братство равных. И ещё подготовка к будущим Подвигам Геркулеса. - И это хорошо! - весело рассмеялась Сигрид. - Надеюсь, что однажды вы пригласите меня к вашему дружескому Круглому Столу. Жду приглашения, о, доблестные паладины! И в знак почтения, подражая далёким предкам, приложила к сердцу ладонь и поклонилась. В заметно потемневшем лесу что-то загудело, засверкало и из-за деревьев горделиво выплыл силуэт винтолёта. Он завис над поляной совсем как огромная сказочная птица, высветив бортовыми прожекторами бледно-жёлтый круг на снегу. Затем мягко, гася огни, опустился в облаке взметённой ввысь тончайшей снежной пудры. Из прозрачной каплевидной кабины винтолёта вышли двое — высокий широкоплечий мужчина в плотной зимней накидке с капюшоном и тоненькая стройная женщина в вязаной шерстяной шапочке и короткой куртке с поднятым воротником. - С возвращением со звёзд, скитальцы! - радушно произнёс незнакомец. Он широко шагнул к Сигурду, разминая озябшие пальцы рук. Под его ногами, обутыми в меховые сапоги, скрипел и проседал снежный наст. - Да, это великое счастье — вернуться... Особенно после того, что пережили мы вдали от дома... Я и Сигрид, - отрывисто сказал Сигурд и обернулся к спасителям-паладинам, которые незаметно отошли к своему «кузнечику» и готовились продолжить экстренно прерванное путешествие. Скади что-то горячо обсуждала с Эрном. Похоже, он с чем-то не соглашался и периодически демонстрировал спутнице карту маршрута. До слуха Сигурда и Сигрид донеслись обрывки слов: «...а вот здесь мы свернём на просеку, затем пересечём две речушки... завтра, ближе к обеду, выйдем к водопадам... Ну как ты не понимаешь, что вот здесь путь можно сократить... Ну смотри же сюда, непонятливый...». - Благодарите наших рыцарей-паладинов. Именно они обнаружили нас и вызвали помощь, - поспешила уточнить Сигрид, обращаясь к пилотам винтолёта. И на её лице, раскрасневшемся от крепкого морозца, появилась благодарная улыбка. - О, Орден — это очень серьёзно! - усмехнулась в ответ незнакомка и озорно хлопнула в ладоши. - Это игра на всю жизнь! А между тем хлёсткий северный ветер очистил небо от облачной пелены, разорвав облака в жалкие клочки и разметав их во все стороны. А на обнажившемся глубоком чёрном фоне заблестели гирлянды звёзд земной зимы. Винтолёт поднялся в морозный, вкусно пахнущий, воздух и взял курс на Малахитовый Терем, оставив внизу, в темноте, странников-паладинов, чей «кузнечик» вскоре грациозно запрыгал, искусно маневрируя между деревьями, к Перевалу Троллей. Сигурд и Сигрид стояли на открытой площадке винтолёта и любовались звёздами. Они соскучились по небу Земли и сейчас, в этот момент, оно казалось им особенно близким и родным. Их новая спутница Томирис живо и очень образно рассказывала им о Малахитовом Тереме - городе-гиганте, скрытом в толще горного хребта, чьи конические вершины тянулись до побережья северного океана и, миновав широкий пролив, переходили в острова Метельного Архипелага. Город спланировали и начали строить ещё в самом конце эры Разобщённого Мира, когда над человечеством нависла угроза глобальной войны. Первоначально он был колоссальным убежищем-ковчегом и хранилищем, но затем, в эру Мирового Воссоединения, его превратили в превосходный, отменно оснащённый техническими новинками, научно-исследовательский комплекс и, параллельно, в испытательную лабораторию. Позднее Малахитовый Терем был значительно перестроен и расширен: в нём появились благоустроенные жилые ярусы и многоквартирные дома-«ульи», равномерно распределённые между остальными городскими районами. Из-за начавшейся Войны и разрушительных ударов Чужаков, прорвавшихся к Земле, население города существенно увеличилось за счёт спешно эвакуировавшихся жителей посёлков и городков Северного Венца. За бортом винтолёта медленно плыли горы, поросшие колкой щетиной лиственных и хвойных лесов. В просторных горных долинах бешено грохотали быстрые речки и блестели зеркала озёр. Одна из таких долин, стиснутая с трёх сторон почти отвесными скальными стенами, была удивительно живописна — на её дно с чудовищной высоты низвергались водопады. Покинутые городки Северного Венца производили тягостное впечатление на тех, кто видел их впервые — тёмные неосвещённые линии улиц, овалы, треугольники и квадраты площадей, запорошенные снегом парки и сады, правильные геометрические фигуры кварталов, едва угадывавшиеся в глухой полутьме. Винтолёт уверенно обогнул одинокий, открытый всем стихиям, скалистый пик, на чьей обветренной вершине темнел контур высокого сооружения, отдалённо похожего на остроконечную башню, где, быть может, вполне мог бы жить могущественный чародей. И вдруг, утратив несуществующую опору, завис над пастью бездонной пропасти, угрожающе дышавшей стужей Коцита, воспетого гением Данте Алигьери. Но всегда голодная бездна так и не осмелилась сожрать летящего смельчака и пропустила его дальше, к гостеприимному дому. Дом был где-то там, в тревожной лиловой мгле. И только необычайно крупные, сродни спелой смородине, зимние звёзды всё также непринуждённо и мирно дарили свой свет спящей Земле
Алексей Ильинов: Орден Милосердия - То есть вы хотите сказать, что мы имеем дело с так называемой замкнутой системой, которая распространилась в космос, перестав быть локальной? Нет, это поразительно! И, тем не менее, как Великое Кольцо могло допустить подобное болезненное отклонение? - Да, в некотором роде мы действительно столкнулись с чем-то из ряда вон выходящим. Корны, как именуют себя сами Чужаки, создали за десятки, а то и сотни тысяч лет эволюции уникальную, жизнеспособную и исключительно замкнутую систему, чья цель, в принципе, вполне ясна — дальнейшее эволюционирование за счёт тех, кого она азартно убивает. То есть хищник улучшает свою породу за счёт растерзанных им жертв. Особенно если эти жертвы — мыслящие существа высшего порядка. Вот что удивляет, прежде всего. Следовательно мы, люди, что-то вроде экспериментального полигона для корнов. То есть нас они уничтожают, но и за счёт нас же хотят перескочить на следующую эволюционную ступень. - Уважаемый секретариат, позвольте внести необходимое уточнение. Итак, более восьмидесяти семи лет назад мы получили короткий, длительностью всего в несколько стандартных минут, обрывок сообщения, некогда посланного по Великому Кольцу неведомым «отправителем». Точнее, этот «отправитель» был когда-то известен, но теперь его попросту нет... физически. В дешифрованном сообщении говорилось о неких «смертоносцах», убивающих всё живое. Там же было и что-то вроде предупреждения, кода наивысшей опасности. Помнится, Совет Звездоплавания долго обсуждал его и принял окончательное решение о начале строительства оборонительных Бастионов. Первый Бастион, как вы помните, был построен пятьдесят лет назад в Поясе Койпера почти одновременно со станциями слежения на Плутоне и Тритоне. И, тем не менее, всё равно было очень трудно поверить в то, что в эру Великого Кольца возможно вторжение откуда-то извне. Разве может разум, достигший запредельной вершины могущества, нести гибель другому, также прошедшему через горнило страданий, разуму? - Но ведь если вы обратитесь к архивам сообщений, принятых когда-либо по Великому Кольцу, то там встречаются данные и о неприятных «исключениях». Пусть они и редки. Вспомните, хотя бы, так называемую «Тризну Гекатонхейров» в планетной системе Фомальгаута. Или малопонятные, расшифрованные лишь отчасти, образы, полученные из области Алголя, где по сведениям Великого Кольца есть обитаемые миры, достигшие высочайшего технического уровня. Разве это не подтверждение факта боевых действий в космосе? - Теперь, особенно после вторжения корнов, несомненно. Хотя ранее подобные теории и прогнозы считались чем-то крамольным. Их, конечно, принимали к рассмотрению, однако сам факт целенаправленного столкновения высокоорганизованных цивилизаций, вышедших в космос, казался ненормальным и даже более того - абсурдным. - Надеюсь, что уважаемый секретариат Совета Стратегии и Мобилизации получил последние данные о корнах, обработанные нашими исследовательскими лабораториями? Нами была проделана очень объёмная, многотрудная и кропотливая работа, не обошедшаяся без открытий и, увы, мрачных сюрпризов. - Да, ещё раз благодарим вас! Конечно же, выявленные вами аномалии — это страшнейшее свидетельство существования инфернальной формы так называемой «жизни». И эта «жизнь» несёт угрозу не только нам, но и всему Великому Кольцу. Достаточно обратиться к весьма своеобразному генетическому коду агрессора или же сложнейшей конструкции его звездолётов, где, в частности, помимо превосходных кибернетических сетей и иной техники широко используются живые ткани и наборы генов, имеющие самое непосредственное отношение к мыслящим созданиям. Таким образом становится понятно, что мы столкнулись с крайне изощрённым и нечувствительным к чужим страданиям разумом «зверобогов», коих, что немаловажно, когда-то почитали наши предки. К ним они обращали свои мольбы и для них же строили храмы и возводили алтари. И покорно проливали моря крови, чтобы избежать их гнева. - То есть вы хотите сказать, что корны используют принцип биоконструктора? Непостижимо! Невозможно! - Именно так! Если на Земле подобные эксперименты были запрещены очень давно, то корны максимально усовершенствовали их. И, вероятно, что и наши гены также должны когда-нибудь занять своё надлежащее место в их «конструкциях»... Какая-то часть человечества будет истреблена, тогда как оставшаяся, самая запуганная, покорившаяся, низведённая до животного состояния, превратится в безропотных прислужников новоявленных «господ»... Таково наше будущее, если разум покинет нас... Гибель и забвение. На экране ТВФ глава Совета Стратегии и Мобилизации, верховный стратег, носивший звучное, восходящее ещё к полузабытым временам кельтской Британии, имя Бран Грене, закончил своё выступление и объявил заседание закрытым. Его речь была одобрительно встречена аудиторией. Сигурд извлёк из треугольного гнезда проектора погасшую пирамидку мнемозаписи и устало прилёг на откидную койку, заложив руки за голову. В тесной каюте, где с трудом размещались два человека, было прохладно и покойно. Лишь из внешнего коридора доносился ровный и почти неслышный гул атмосферных генераторов. Вслушиваясь в тишину, Сигурд думал о том, что с ним и Сигрид случилось за истекшие полгода, переполненные событиями: недели пребывания в Малахитовом Тереме, новые добрые друзья, участие в заседаниях Совета Стратегии и Мобилизации, а также Совета Звездоплавания, изнурительная работа на лунной орбите, где в спешном порядке достраивался Третий Лунный Бастион, оснащённый мощнейшими боевыми импульсными излучателями, ракетными установками и более совершенными системами обнаружения кораблей противника. Теперь новым пристанищем для Сигурда и Сигрид стала могучая крепость-исполин «Яросвет», дрейфовавшая на орбите Земли на высоте более пятидесяти тысяч километров. Это был настоящая, окутанная силовыми полями и защищённая панцирем брони, космическая твердыня, в чьих гудящих недрах кипела жизнь. По лабиринтам переходов, коридоров и тоннелей постоянно курсировали погрузчики и транспортёры. В штабных залах, в окружении мониторов и гемисферных экранов, стратеги разрабатывали и моделировали оборонительные тактики, а также планировали возможные удары и тестировали их с помощью нейровиртуальных имитаторов. У орудийных излучателей денно и нощно дежурили обслуживающие команды комендоров, а в зеленоватые объёмные экраны систем слежения пристально вглядывались зоркие глаза наблюдателей, подключённых к Монсальвату - крепостному кибермозгу, взаимосвязанному со всеми Бастионами в окрестностях Земли и Луны. В причальных доках «Яросвета» терпеливо ожидали своего часа юркие, быстрые и изящные стреловидные корабли-глайдеры, ощетинившиеся иглами излучателей и ракет. Сигурд и Сигрид в совершенстве освоили управление лёгким маневренным глайдером и добровольно вошли в состав Первой Линии Обороны, подчинённой лично верховному стратегу. Состав Линии непрерывно пополнялся новыми, обученными на совесть, пилотами, техниками и операторами-наводчиками. Новички постоянно тренировались на тренажёрах и в открытом космосе. Иногда Сигурд и Сигрид отправлялись в дальнее патрулирование обширнейшего сектора пространства между Землёй и Луной. Их кораблики, подобно причудливым серебристо-лазурным бабочкам, парили над безмятежным земным сиянием и скудной лунной монотонностью, ничуть не изменившейся с того знаменательного момента, когда человек впервые увидел её вблизи. Они мчались над жерлами кратеров, затенёнными цирками, изломами горных хребтов и пыльными морями Луны — всё такими же дикими и необжитыми, что и миллионы лет назад. Несчётное число раз Сигурд и Сигрид созерцали величественный восход серпика Земли над безжизненным горизонтом. И будто заново открывали для себя это, воистину, поразительное зрелище, когда-то в отдалённом прошлом потрясшее их отважных предков. Глайдеры неслись над ночным полушарием Луны, где во тьме прятались мегаполисы и посёлки внутри защитных куполов, промышленные комплексы на дне кратеров и причально-стартовые чаши космопортов. На противоположной стороне, залитой лучами Солнца, Сигурда и Сигрид встречала ослепительная громада Первого Лунного Бастиона, похожая на невообразимого размера «цветок», чей вертикальный десятикилометровый «стебель», составленный из тысяч и тысяч модулей, блоков и отсеков, был увенчан не менее грандиозным «бутоном» размером с целый город. Ещё дальше, почти на границе света и мрака, возвышался колосс Второго Лунного Бастиона. И где-то по ту сторону полуночи достраивался Третий. Его силуэт, оконтуренный редкими огоньками, почти терялся в звёздной беспредельности. Но факел Солнца снова загорался на непрозрачных лицевых щитках гермошлемов пилотов и тогда глайдеры, выпрыгнув из ночи, спешили ему навстречу. Сигурд и Сигрид шагали по гулким плитам корабельной палубы «Яросвета», сжимая в руках массивные шлемы своих скафандров — совсем как рыцари-паладины в доспехах и кольчугах, отправлявшиеся в Крестовый поход на самый край известного мира. Док, залитый неярким бледно-жёлтым светом, был заполнен стрелами глайдеров и патрульных судов, снующими из конца в конец транспортёрами, погрузчиками и людьми — техниками, кибернетиками, рабочими и пилотами. На продолговатом вогнутом настенном экране беспорядочно мелькали изображения: новости единой информационной сети Земли и Солнечной системы, чередовавшиеся с потоком внутренних сообщений. Информацию о столкновении с кораблём корнов близ Ио сменило нерадостное известие о массированной бомбардировке Алой Гавани на Ганимеде и жертвах среди его жителей. Его слушали все вместе, молча, сжимая кулаки. Затем расходились по своим делам. Закрывшись в своей каюте, Сигурд падал на койку и тут же засыпал. Но сны его были тяжёлыми. И всегда одними и теми же — с пеплом, который всё сыпал и сыпал беспрестанно из чужих сгоревших небес. И он, бывший неотъемлемой частью враждебного пейзажа, сливался с этим горьким пеплом. Он сам был этим пеплом. Сигурда вернул из небытия тихий перезвон колокольчиков. Он очнулся и увидел на вспыхнувшем экране ТВФ обаятельное личико своей юной знакомой Скади — богини-охотницы и рыцаря-паладина из Малахитового Терема. Она улыбнулась своей наивной детской улыбкой и спросила: - Я, кажется, случайно разбудила вас? Мне передали, что вы только что вернулись из полёта... - О нет, моя прекрасная госпожа! - бодро отозвался Сигурд. - Ваше появление несказанно меня обрадовало. - Я тоже рада вас видеть. И Сигрид. Сейчас я тоже вижу её. - Конечно же она рада видеть тебя, Скади! Как дела у нашего доблестного рыцаря Эрна? - Нас, таки, приняли в Орден Милосердия! Хотя и несколько запоздало. Ну... тут не обошлось, разумеется, без кое-каких «козней» и «интриг»... Куртуазные игры, одним словом. - Я очень рад за вас, друзья! Надеюсь, что вы, став настоящими рыцарями Ордена Милосердия, будете милосердны к тем, кого нужно поднять из праха. Будьте добры и милосердны к ближним и дальним. Надеюсь, я всё верно сказал? - Да, пожалуй..., - и тут на лице Скади появилась тень тревоги. - Но как быть милосердным к тем, кто убивает тебя? Да, нас учат добру, любви, терпению, состраданию. Твердят о том в Школах. Но Алая Гавань испепелена... Там погибли те, кого я люблю. Как я могу быть милосердной, когда так хочется ненавидеть? - Я понимаю тебя, Скади... Вполне понимаю тебя и твоих товарищей, ибо вы столкнулись с тем, что человечество навсегда изжило в себе. Что я могу вам сказать? И я такое же дитя войны, что и вы. Дитя, взглянувшее в лицо смерти. Порой мне бывает страшно и тогда человек эры Великого Кольца куда-то уходит, а на его месте появляется испуганное двуногое существо, наделённое по какому-то недоразумению способностью мыслить и анализировать. Но этот страх мы, всё же, преодолеваем. Здесь, на «Яросвете», я постоянно вижу это. Да, Скади, мы ненавидим, но это ненависть не животного, готового растерзать кого угодно в кровавые клочья... - Но что если оно снова возобладает в нас, захватит полностью, будто вирус, всё наше существо? Ведь мы ничем не будем тогда отличаться от чужаков-корнов... Хотя и они существа невероятной красоты, а совсем не мифические чудовища-кровососы, наделённые клыками, шипами и перепончатыми крыльями, - вырвалось у Скади. Сигурд вспомнил, когда впервые увидел корна... Точнее, его увидело всё человечество. По информационной сети транслировалось заседание Совета Стратегии и Мобилизации, начавшееся с демонстрации тел погибших агрессоров. Наверняка все ожидали увидеть что-то омерзительно-отталкивающее и безобразное. Но, к величайшему изумлению, под устрашающего вида скафандром обнаружились человекообразные создания с утончёнными чертами лиц небожителей и идеальным телосложением. Одно из них оказалось женщиной, чья манящая красота завораживала. Она смотрела на потрясённых людей невидящими, широко раскрытыми, глазами с тёмно-рубиновыми искорками в потухших зрачках. Она словно манила к себе и сладко шептала: «Приди! И я сдамся на твою милость, о, смельчак...». Но то был губительный зов Медузы Горгоны, обращавшей в камень всех, кто отваживался взглянуть на неё. Другой представленный мёртвый корн был юн и строен. В прошлом подобных ему называли «дьявольски привлекательными». Многие тогда задавались одним и тем же вопросом: «Почему Зло оказалось таким божественно прекрасным?». - Да, Скади, нередко Зло может предстать и в таком вот очаровательно-хищном виде... Вспомни, хотя бы, тех же «белокурых бестий». Этот миф ведь долгое время пестовался людьми, - ответил, собравшись с мыслями, Сигурд. - И даже тогда, когда, как будто, были отправлены в небытие все те, кто во имя этого мифа начал одну из самых кровопролитных войн в человеческой истории. Да и моё ведь имя также имеет, скажем так, некоторое отношение к демоническим «белокурым бестиям»... - Кажется я понимаю, почему... Сигурд-Зейфрид-Зигфрид... Так звали героя-победителя в древнегерманских сагах. Он победил дракона, завладел сокровищем и тем самым навлёк на себя проклятие, впоследствии погубившее его, - заметила Скади. - И никакое сверхчеловеческое могущество не спасло его... И тут, так и не договорив и вспомнив о чём-то сверхважном, о чём забывать непростительно, она воскликнула: - Я приготовила специально для вас с Сигрид запись нашего Орденского действа. Мы организовали его вместе с Наставниками больше месяца назад, в Зале Мистерий. Вы ещё помните его? Впрочем, многое в его облике изменилось... После этих слов личико Скади исчезло на экране ТВФ, а на её месте появился огромный, длинный и слабо освещённый зал с высокими, терявшимися в полумгле, сводами. И вдруг серебристо-голубой свет, появившийся откуда-то сверху, из источника, недоступного взорам, затопил всё вокруг, проникая даже в самые отдалённые и сильно затемнённые уголки. И тут Сигурд (как и невидимая Сигрид) понял, что он видит перед собой сияющие шаровые скопления, туманности, пылевые облака и мириады звёзд... Он узнавал их... Ригель, Вега, Алголь, Фомальгаут, Денеб, Канопус, Антарес, Ахернар... Звёзды то приближались к зрителю, то плавно удалялись назад. Вот мелькнуло и тут же пропало в жемчужной дымке солнце-гигант, вокруг которого вальсировали шарики планет. Умирающее красное солнце и планетка, заключённая в никогда не тающую скорлупу льдов. Планета земного типа с шапками облаков, нетронутыми зелёно-рыжими континентами и аквамариновыми океанами, кружившая рядом с ласковым медово-золотистым светилом. Планетная система Веги, исследованная погибшим «Парусом», пронеслась мимо, дохнув жаром свирепого пламени. «Ведь это же наше Великое Кольцо!», - догадался Сигурд и придвинулся ближе к экрану. Там, в звёздном сиянии, кто-то шёл ему навстречу. А ещё через мгновение он увидел их... Мальчишки и девчонки в просторных летящих одеждах — будто это были не короткие плащи и свободного кроя куртки с нашивками, стилизованными под средневековые гербы, но крылья вольнолюбивых лебедей. А впереди всех шествовала Прекрасная Дама — королева и повелительница сердец... Она... Богиня-охотница и рыцарь-паладин Скади в длиннополом, расшитом причудливыми фосфоресцирующими узорами, платье. На её пушистых волосах, заплетённых в тугие косы, красовался высокий самоцветный венец, а на тонкой девичьей шее золотилось ожерелье. Скади-королева шла и пела. И Сигурд с Сигрид услышали её чудесную песню — простой, но так трогающий душу, напев. И слова поэта, когда-то жившего и страдавшего на Земле. Моя любовь — земля, я с ней сплетён — для пира, Легенду мы поём из звуковых примет. В кошмарных звёздностях, в безмерных безднах мира, В алмазной плотности бессмертного эфира — Сон Жизни, Изумруд, Весна, Зелёный Свет!* Сигурд опять сравнил её с Ведой Конг. Он воскресил в памяти момент из эпического фильма с её участием... Веда, стоящая на носу ладьи-драккара, уходящего в неизведанную, тонущую во тьме, даль. Грозная морская пучина, вздымающая чернильно-чёрные волны под необъятным шатром небесным, усеянном несметными бусинами и жемчужинами звёзд. И лишь одна вольная деталь совсем не вписывалось в историко-художественный антураж — гигантское колесо галактики, раскинувшееся над сумеречным горизонтом. И королева Веда словно растворялась в её царственном сиянии. В чертах Скади действительно было что-то от Веды Конг — та же стать, та же горделивость и дерзкая, подлинно королевская, красота. Она замерла на месте, а звёздная метель принялась кружиться вокруг неё. Казалось, что её великолепное одеяние всё соткано из нитей небесного огня. Скади вытянула перед собой тонкие руки и в её узких раскрытых ладонях ярко вспыхнула серебряная звезда. Она разгоралась всё ярче и ярче, пока не превратилась в косматый, усеянный лесом протуберанцев, огненный шар народившегося только что светила. Из светящегося марева газа и пыли выплыли крошечные шарики-бусины, тотчас же закружившиеся в хороводе, чьи участники были заворожены феерией животворящего огня. Миниатюрная планетная система состояла из планет-гигантов, планет земного типа и неизменного пояса астероидов. Кометы с пышными пламенными хвостами носились в пространстве, едва не сталкиваясь с планетами. Правда, одна из них всё же столкнулась с окраинной планетой, чья атмосфера обычно примерзала зимой к каменистой поверхности, и расколола её на части. Но вот из ладоней Скади выпало что-то похожее на семечко. Оно упало куда-то вниз, в мутно-бурое взлохмаченное пятно туманности, распластавшейся у её ног. Но семечко не погибло и начало потихоньку прорастать, тянуться ввысь, пока не превратилось из полупрозрачного ростка в великанское белое древо с раскидистой кроной. Скади и её верная свита собрались вокруг этого призрачно-нереального древа и, взявшись за руки, запели высокими, чистыми, ещё детскими, голосами: Мой друг, есть радость и любовь, Есть всё, что будет вновь и вновь, Хотя в других сердцах, не в наших. Но, милый брат, и я и ты - Мы только грёзы Красоты, Мы только капли в вечных чашах Неотцветающих цветов, Непогибающих садов.** Похоже Сигурд и Сигрид поняли, наконец, истинный смысл этой Мистерии, где не было высокопарных слов и наигранно-театральных жестов, но лишь звучала неземная музыка, пелись песни, и из первозданной чистоты света рождалось Великое Кольцо. Скади венчала собой всю красоту действа, ибо она, избранная королевой, была ослепительным воплощением Любви земной и Любви вселенской. И Любовь эта озаряла самые тёмные и душные закоулки мироздания. И там, во тьме узилища, Скади-королева дарила надежду отчаявшимся и наделяла новой силой тех, кто в ней больше всего нуждался. Она была щедра, отважна и прелестна. Сигурд и Сигрид видели лица мальчишек и девчонок, рыцарей-паладинов Ордена Милосердия, лучащиеся светлым благородным спокойствием. И каждый из них нёс в надёжном хранилище собственного сердца невесомое семечко могучих деревьев непогибающих садов Вселенной. И драгоценную невесомость этого семечка ощущали в себе двое, взглянувшие однажды в лицо чужой пришлой тьмы... Двое... Сигурд и Сигрид. Вскоре они опять неслись в корабликах-бабочках над беспроглядной ночью обратной стороны Луны. И внизу, под кормой, расстилалась безысходная чернота. Рассвет застал их рядом с достроенным Третьим Лунным Бастионом, что грациозно выплывал из пелены мрака навстречу Солнцу, едва заметно вращаясь вокруг своей оси. Сигурд и Сигрид взвились над Бастионом, озорно маневрируя между ветвистыми мачтами центра связи, зарослями диспетчерских башенок и целыми кварталами наружных модулей, где превалировали кубические, пирамидальные и шаровидные сооружения. Они ныряли из света в тень и обратно. Они влетали в узкие, тускло освещённые, коридоры технического комплекса и через считанные секунды зависали над гигантской, диаметром в сотни метров, причально-стартовой чашей, куда могли свободно садиться и откуда столь же свободно могли взлетать большие корабли. Полюбовавшись со стороны танцем Третьего Лунного Бастиона, Сигурд и Сигрид направили глайдеры за орбиту Луны. Менее чем через два часа стремительного полёта её узенький серпик мерцал вдали. И где-то там, в молчании космоса, высокочувствительные внешние сканеры уловили и обозначили на экранах сгусток угрозы, пульсирующий подобно рою растревоженных насекомых. Он направлялся к Земле — чудовищный, безразмерный, таящий в чреве своём смертоносное, напитанное древним ядом, жало. Сигурд и Сигрид знали, что уже сейчас, в эту самую минуту, во всех отсеках, каютах, залах, галереях, коридорах, тоннелях и шлюзах «Яросвета», «Тэнгри», «Сварога» и Лунных Бастионов гудел призывный набат тревоги - печальный и грозный. Стаи кораблей-глайдеров строились в боевые порядки, хмурые и всегда сосредоточенные комендоры в громоздких сенсорных «доспехах» программировали орудийные и ракетные системы, а в штабных залах, внутри мерцающих сферических карт-голограмм, стратеги заканчивали расчёты и направляли в командные центры последние указания. Но Сигурд почему-то думал о совсем другом... О том, что он порой вспоминал. О тихом снеге земной зимы, что таял в его ладонях. Сигурд и Сигрид смотрели прямо в лицо близящейся тьмы... *Стихотворение Константина Бальмонта **Стихотворение Константина Бальмонта Полёт Гаэтана: Прелюдия Они очнулись. Точнее, вернулись из небытия, совершив несколько гигантских прыжков в непроницаемо-серой неопределённости. Открытые глаза сконцентрировались на молодой клейкой листве, успокаивающе шумящей над головой. Остро, кружа голову, пахло росистым утренним лугом. Это был целый коктейль запахов, где утончённо перемешались душистое разнотравье и прохладная сладкая влага. Где-то вдалеке, на противоположном берегу озерца, куковала в чаще невидимая, также пробудившаяся, кукушка. Он понял, что вернулся. Повернув голову набок, он увидел её — приходящую в себя после завершающей фазы виртуального нейросна с поразительно реалистическими сновидениями. Она заметила его, присела на ложе, потянулась, шумно вдохнула ароматный воздух и рассмеялась: - Ну, как на сей раз тебе спалось, о, мой повелитель? Надеюсь, что теперь то уж ты точно готов покорять звёзды... Он зевнул, раз-другой моргнул, спустил босые ноги вниз, прямо в мокрую траву, после чего выдохнул: - Я помню, Медея... Тьма и свет. И мы по ту сторону тьмы. Только мы и звёзды... - Значит, можно тебе доверять, о, мой повелитель! - она лукаво улыбнулась в ответ. - Мы и звёзды. И вся Вселенная, бережно обнимающая нас... Совсем как любящая мать. Эон помнил, что через несколько дней он проведёт «Гаэтан» по зыбкой кромке времени и пространства к Сапфировой Звезде Скитальцев. И она, Медея, будет рядом с ним. Как никогда серьёзная, далёкая от своих прелестных картин и полностью погружённая в работу. Парсеки будут проносится мимо них и исчезать в пасмурной мути, видимой разве что на гемисферных экранах и плоских мониторах Зала Навигаторов. Он заметно поёжился от резкого озноба, быстро-быстро пробежавшего по спине. Хотя Эон знал, что это раннее утро с запахами трав и кукованием кукушки весьма условное, ибо было оно неземным. Высоко над ним, за розоватым туманом и, ещё дальше, за толстыми панелями-сотами купола, чуждо мерцали звёзды и лютовал жестокий холод. Эон и Медея всё ещё находились на Плутоне, в ЭкоСфере, где искусно воссозданный климат, температурный режим и ландшафт ничуть не отличались от земных аналогов. Здесь, на этом островке Земли, всегда царили весна и лето. Овальные купола, полушария и пирамиды ЭкоСферы, связанные галереями и переходами в единую систему, тонули в сумраке, где не было ничего, кроме скал и ледников. Даже никогда негреющее плутонианское солнце изредка, скорее из жалости, бросало сюда свой полумёртвый лучик. - Знаешь, я всё пытаюсь понять, почему Сигурду снился всё один и тот же сон, - промолвила Медея. - Пейзаж, населённый мертвецами... Мне он напомнил галлюцинации и кошмары живописцев эры Тёмных Веков. И снег. Весь из пепла и гари снег... И какое-то гнетущее чувство, где есть только одиночество и отчаяние. И ничего больше... - Да, в этой матричной нейрореконструкции удалось сохранить самое важное. Впрочем, именно потому я и заказал её заранее в Академии Горя и Радости, дабы воочию увидеть действие Способностей Прямого Луча в ту эпоху. Ведь Сигурду удалось каким-то непостижимым образом проявить их, - ответил Эон и на миг задумался, после чего продолжил, тщательно подбирая нужные слова. - Это более чем объясняет слияние его разума, находящегося в полубессознательном состоянии, буквально на грани, с отблеском угасающего разума чужака-корна. Скорее всего это случилось тогда, когда спасательная капсула оказалась внутри его погибшего корабля, умиравшего подобно живому, мыслящему существу... Да и корабли корнов — это, по сути, средоточие страданий всех тех, кого бессмысленно погубили, чьей болью наслаждались. - Но как мы преодолели эту боль, Эон? Ведь Звёздная Война осталась где-то в прошлом и раны её, как будто, затянулись... Конечно, остались и шрамы... Ведь был полёт «Ноогена», были рискованные экспедиции в материнские миры корнов и совсем неслучайный контакт с Непрощёными. Ты помнишь планету Тт'ча, где разведывательная миссия командоров Ройга и Аххата нашла Усыпальницу Властителей и услышала Неуслышанную Молитву Безвестного? Ты помнишь её налитое кровью небо и два полуслепых остывающих солнца в зените? Когда-то планету Тт'ча Медея изобразила на своей самой лучшей, наверное, картине, написанной в вызывающей манере поздних сюрреалистов эры Разобщённого Мира с элементами сдержанного пастельного стиля мастеров раннего Ренессанса. Её она рисовала во время экспедиции в Пояс Койпера, где был открыт крупный планетоид Ганзир — комок изо льда, снега и камня с намёком на атмосферу. Медея тщательно выписала на переднем план две высокие, крепкого сложения, фигуры в высокотемпературных, с множеством деталей и сочленений, скафандрах. Особенно удачно она передала ювелирными мазками лица — молодые, чистые, с огромными ясными глазами. Но то были лица не юношей, но уже испытанных и закалённых в странствиях космических мужей, ступивших на прокажённую почву далёкого мира, где они нашли следы древнейшей трагедии. А была ли боль, так встревожившая Медею? Была и боль, было и отчаяние, была и ненависть. Однако Земля, терзаемая недругом, прошла через эти испытания. И Орден Милосердия, начавшийся всего лишь как игра, стал одним из тех испытаний. Его участники, гордо именовавшие себя рыцарями-паладинами, впоследствии привнесли принципы этой, безусловно, доброй и мудрой игры в идею будущего Совета Милосердия, сменившего Совет Стратегии и Мобилизации. В самом Эоне была частица этого рыцарства, возникшего в ту пору, когда перед всем родом человеческим стоял выбор — либо смириться и принять свою скорбную участь как должное, либо осмелиться взглянуть в лицо сильного оружием, но не духом, чужака. И он, род человеческий, выбрал последнее, хотя это решение далось ему как никогда тяжело. И поверженный Зверь был низвергнут в пропасть, откуда он ранее явился... - Просто мы остались людьми, моя добрая Медея. Людьми эры Великого Кольца... Людьми из плоти и крови, - решился ответить Эон, будучи твёрдо уверен в правильности сказанных слов. - Мы ведь приняли бой не только ради себя, но и за всё Великое Кольцо. И никак не могли иначе. Никак! Просто мы, люди, стали старше, Медея. И многое поняли... Она приняла его слова и благодарно вложила его тёплую ладонь в свою. Так они и стояли некоторое время, вслушиваясь в утренние звуки. Ветерок гнал волны на озерце и теребил листья на деревьях. В ветвях весело щебетали пернатые малыши и снова закуковала, заторопилась, неугомонная кукушка. А прямо под ногами, в бархатной травяной зелени, желтели пушистые головки майских одуванчиков. И совсем рядом, за пределами цветущей ЭкоСферы, всё будто замерло в ожидании Чуда. Все ожидали его с каким-то, поистине, детским нетерпением. Где-то там, высоко на орбите Харона, в исполинской причальной чаше, в окружении изогнутых лепестков фиксаторов, дремал «Гаэтан», наделённый красотой, грацией и силой вознесённого к небесам духа древних готических соборов. Его бортовые огни пока были погашены. Там, над блёкло-бурой с тёмными пятнами поверхностью соседа неулыбчивого Плутона, должен был начаться Полёт Гаэтана - Прямой Луч, протянувшийся отсюда, с окраины человеческой Ойкумены, к далёкому и манящему светильнику Сапфировой Звезды. Они молчали в золотисто-розовом сиянии разгорающегося плутонианского утра, Эон и Медея. Над успокоившейся гладью озера вставало солнце, пусть и рукотворное, пусть и всего лишь имитирующее ласковый земной свет. И, всё-таки, это было утреннее солнце. Над водой пронеслась стрекоза и пропала в зарослях прибрежных камышей. Невидимая рыба, плеснув хвостом, ушла в глубину... Занемевшие крылья стряхивали с себя жалкие, расползающиеся подобно гнилой ветоши, обрывки убегающей ночной мглы... ...
Алексей Ильинов: ... И всё повторялось снова и снова. Крылья свободно раскрывались и взмывали ввысь, прямо под купол небесный, откуда вся безбрежность Вселенной была видна как на ладони. г. Воронеж, декабрь 2009 г. от Р.Х. Алексей ИЛЬИНОВ
Алексей Ильинов: *КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МОТЫЛЬКА* Вся мысль моя - тоска по тайне звёздной... Вся жизнь моя - стояние над бездной... Юргис БАЛТРУШАЙТИС Небо - это душа звёздной системы, а она его тело. Фридрих фон Харденберг (НОВАЛИС) Ясеневый Приют Я хорошо помню тот упоительно-прохладный, весь изукрашенный тончайшими солнечными кружевами день в конце октября, когда Маленький Следопыт задал мне вопрос, который, было, поверг меня в некоторое смятение: - Пожалуйста, расскажите мне о Джатта и «Сольвейг»... - Малыш, а почему ты задал мне этот вопрос? - полюбопытствовал я. Но Маленький Следопыт ответил не сразу. Он долго и пристально смотрел на неподвижную тёмную озёрную воду, щедро усеянную огненно-рыжей палой листвой. Потом перевёл взгляд на меня и, решившись, произнёс: - Я давно хотел вас спросить. Да только боязно было... А вдруг вы рассердитесь и не захотите рассказывать? Помню, что тогда я улыбнулся и ответил: - Конечно, я расскажу тебе о «Сольвейг»... и о Джатта, которые называли себя Благословенными... И о Мотыльке. Да, я рассказал Маленькому Следопыту о Благословенных... и о моём далёком и навсегда потерянном Мотыльке, чей Огонь угас и безглазая зимняя мгла Тундры поглотила его. А вместе ним и меня. В Ясеневом Приюте я поселился в сентябре, спустя два года после возвращения с Эойя-Аайи-Джатта - Обители Благословенных. Всё это время мне очень хотелось забыться и излечиться от нестерпимой боли, что никак не хотела отпускать меня. Бесконечно-бессмысленно тянулись дни и месяцы, а боль не отступала и продолжала изобретательно терзать моё внутреннее существо. Я просыпался с ней и с ней же засыпал. Я почти свыкся со своей болью. Я закрывал глаза и начинал падать в отверстую пасть бездны, дна которой не видел. Я падал, падал и падал, крича то ли то страха, то ли от боли. Нечто или некто, жившее в бездне, пожирало меня, но потом, насытившись, исторгало наружу. Я не страшился физической смерти, но внутренняя пытка вконец лишила меня сил. Ясеневый Приют я выбрал наугад, ибо мне просто хотелось убежать. Прежде всего от самого себя. Помимо меня, в Приюте проживало ещё пятнадцать человек, но мы редко виделись друг с другом. Я жил в маленьком дощатом домике, чьи квадратные окна глядели на молчаливое озеро. Всего в нескольких шагах от моего жилища начинался сонный лиственный лес, где в изобилии произрастали дикая лещина, клён и шиповник. Быт мой был прост и неприхотлив: два деревянных стульчика, старенький стол с тусклой исцарапанной столешницей, некрашеный шкафчик для вещей и жёсткая кровать с тонким матрасом, застеленная шерстяным одеялом. На дворе был ещё крохотный, сложенный из камней, открытый очаг, где я обычно готовил нехитрую еду. Я запекал на раскалённых углях только что пойманных окуньков или же варил духмяную уху, а потом наслаждался трапезой прямо у кромки воды, слушая успокаивающий плеск набегавших волн. Раз в неделю я отправлялся за необходимыми мне припасами в Приют. Ранним осенним утром, когда озеро было затянуто холодным седым туманом, я уходил по его обрывистому берегу всё дальше и дальше от своего нынешнего пристанища. И каждое такое путешествие иногда преподносило мне сюрпризы. Однажды я обнаружил затопленную лодку, едва заметную из-за затянувшей её бледно-зелёной ряски. В её остове поселились совсем маленькие, не больше детского мизинчика, серебристые рыбки. Почувствовав присутствие чужака, они испуганно метнулись в разные стороны. А в другой раз мне посчастливилось увидеть лебедя, чья сияющая белизна и горделивая стать очаровывали. Он взмыл с озёрной глади высоко в небо, прямо под низкие кудлатые облака, переполненные дождевой влагой. И, печально протрубив, устремился на мглистый север. Хранители Приюта рассказывали, что лебеди крайне редкие в этих краях гости. Так что мне, выходит, очень даже крупно повезло в тот день. Ясеневый Приют был тихим островком среди бескрайних задумчивых лесов и неисчислимых озёр, чья вода была девственно-прозрачной и целебной не только для тела, но и души. Всё здесь дышало величием, простотой и покоем. В стародавние времена в этих глухих местах поселились монахи-отшельники, трудолюбивые и набожные люди. Они основали монастырь, от которого ныне сохранилась суровая приземистая церквушка с невысокой колоколенкой, низенькие, затерявшиеся среди берёз и зарослей орешника, скиты и массивные каменные кресты, украшенные замысловатой резьбой и витиеватыми, трудно различимыми, письменами. Ясеневый Приют, появившийся спустя многие века, объединил традиции заповедной старины и стремительной современности. Из внешнего мира сюда, в первозданную лесную глушь, приезжали те, кто хотел найти себя и обрести желанный покой. Кое-кто из них оставался здесь на долгие годы. Обычно в Ясеневом Приюте жило немногим более двух десятков человек, включая приютских Хранителей. Я брал продукты и прочие нужные мне вещи у немногословного и всегда угрюмого Лешака. О нём я знал совсем немного: экс-звездолётчик и одарённый художник-реставратор, а ныне Хранитель Ясеневого Приюта и собиратель местных легенд и преданий. Лешак встречал меня как самого обычного, не отягощённого никакими заслугами, человека. Его совсем не интересовала моя жизнь, хотя на мои вопросы он отвечал вполне терпеливо. Он добросовестно выдавал мне крупу, соль, галеты, пакеты с сушёными овощами и вялеными жгутиками мяса, рыболовные снасти и кое-какие лекарства. Я благодарил Лешака и аккуратно укладывал его дары в рюкзак. Он бурчал в ответ: «Хорошо. Жду через неделю». И тут же исчезал за дверью. Я же шёл во внутренний дворик Приюта, где в лужах отражалось неяркое и слегка близорукое солнце северной осени. Иногда даже заставал там кого-то из приютских жильцов. Кое-кого из них я знал и раньше, а с кем-то познакомился уже здесь. Однако разговаривали мы друг с другом исключительно редко, да и то на отвлечённые и совсем уж несерьёзные темы. Впрочем, никого из нас особо и не тянуло на продолжительные беседы, ибо в Приюте более всего ценился покой. Дома я выгружал содержимое рюкзака и тотчас же отправлялся рыбачить или просто бродить по окрестным лесам. Я любил уходить далеко вглубь леса, где не было ничего, кроме огромных вековых деревьев и какой-то особенной, звенящей, тишины. Бывало, что на лодке я уплывал на один из лесистых островков в центре озера и ночевал там среди замшелых камней на ложе из сухой листвы и веток. Я ловил рыбу, в основном окуньков и лещей, кипятил чай на костерке и наслаждался одиночеством. Особенно прекрасными были царственно спокойные вечера, когда вокруг неторопливо гасли краски дня и тягучий, состоящий из терпко-пряных запахов, холод осенней ночи вступал в свои законные права. Но однажды моё отшельничество было всё-таки нарушено, когда я познакомился с Маленьким Следопытом. Он приплыл прямо ко мне на самодельном плоту и, ловко орудуя большущим веслом, причалил к берегу. Его неожиданный визит, конечно же, удивил меня. Маленький Следопыт спрыгнул с плота на скользкие прибрежные камни и вдруг, к своему немалому удивлению, обнаружил моё присутствие. Он осторожно приблизился к месту моей ночёвки. Меня он заметил не сразу, а только после того, как обогнул гигантский валун, под которым я расположился с удилищем. Так мы с ним и познакомились. На вид Маленькому Следопыту было не больше двенадцати лет. У него были удивительные ярко-синие глаза и русые, спадавшие на плечи, мягкие волосы. Он был гибок, подвижен и любознателен, как, впрочем, все нормальные дети. Мы сразу же нашли с ним общий язык. Маленький Следопыт рассказывал мне о своих путешествиях, о дедушке, знаменитом проектировщике звездолётов, о родителях, работающих сейчас где-то на спутниках Урана. А ещё о том, как он замечательно рыбачит на Чёрном Озере, о чьём существовании знают немногие избранные. Вскоре мы подружились с Маленьким Следопытом. Он приплывал ко мне на своём плоту почти каждый день. Я угощал его ухой и душистым чаем с галетами, а он приносил мне то вкусное варенье из лесной земляники или голубики, то связку сушёных грибов или же румяные домашние пирожки с капустной и черничной начинкой. Мы болтали с ним о чём угодно — о тайнах окружавшего нас леса, о хитрых зубастых щуках, о секретах рыбалки, о летающих на расписных бубнах шаманах Севера, о чужих планетах и могучих внеземных цивилизациях. Маленький Следопыт часто расспрашивал меня о космосе, о звездолётах и звездолётчиках. Я подробно объяснял ему устройство звездолётов-«прыгунов» и рассказывал о том, как они перемещаются в гиперпространстве. Я в красках описывал ему промороженные до последнего камешка пустыни и ледники Плутона, тёплые марсианские моря, кипящую преисподнюю Ио, оглушительный рёв циклопической бури на Нептуне и бушующие океаны огня и лавы на вулканических планетах близ звезды Канопус. - Неужели там нет ни одной пригодной для колонизации планеты? - сокрушался Маленький Следопыт, огорчённый моим рассказом о исследованиях в системе Канопуса. - Нет, почему же... Есть и пригодные. Аж целых три планеты, - утешал его я. - Одна из них, Гюзаль, освоена и заселена. А на орбите другой, Брихаспати, почти закончен монтаж постоянного гиперпространственного портала. Ну а нет так давно высокоразвитая цивилизация Шоэ, более известная как «Зеркальщики», по рекомендации Собора Миров направила туда своих дипломатов. Маленький Следопыт обычно слушал мои рассказы, подперев кулачком подбородок. Его большие озорные глазёнки блестели. Иногда он, волнуясь, обрывал мой рассказ и восхищённо восклицал: «Красота! Вот здорово!». О Чёрном Озере Маленький Следопыт поведал мне через несколько дней после нашего с ним знакомства. - А вы были когда-нибудь на нашем Чёрном Озере? - Нет, не довелось пока. А что, оно действительно чёрное? - Ага... Дна совсем не видно. И рыбалка там хорошая. Он обещал мне непременно показать его, ибо, по его словам, там водятся «воот такущие карпы!». Я, разумеется, стал с нетерпением ждать, когда он исполнит своё обещание. И вскоре он исполнил его. В хмурое осеннее утро я и Маленький Следопыт погрузили в лодку рыболовные снасти, палатку и съестные припасы. Мы тяжело отчалили от берега и тут же очутились в белёсой туманной мгле, где привычные, как будто, вещи утратили свои неизменные очертания. Бесконечно долго мы плыли вслепую, имея весьма смутное представление о дальнейшем маршруте. И вдруг Маленький Следопыт засмеялся и указал на что-то угрожающе чёрное и бесформенное впереди: - Да вот же оно... Дерево Злых Чародеев! И тут я увидел, как из тумана появилось нечто, действительно похожее на гротескный силуэт эдакого «злого волшебника». Это было огромное, изувеченное сверхъестественными силами, дерево, совершенно лишённое какой-либо листвы и возвышавшееся над грязно-мутной илистой водой. В нём было что-то устрашающее. Наверняка наши предки обходили такие вот природные аномалии стороной или же приносили им жертвы, чтобы умилостивить недобрых духов, обитавших в них. Благополучно миновав Дерево Злых Чародеев, мы неспешно вплыли в узкую речушку, заросшую высоким, выше человеческого роста, камышом. Наше путешествие по ней было похоже на волшебную историю. Над нами нависли руки-ветви древесных гигантов, что прятались в тумане. Мы плыли в вязкой, словно кисель, тишине, которую не мог потревожить даже размеренно-ленивый плеск наших вёсел. С сырых ветвей капала вода и звук каждой упавшей капли звучал подобно раскатистому грому. Кааап... пауза... кааап... пауза... каааппп... И снова тишина. Хрупкая и прозрачная, словно ломкая льдинка, плавящаяся на мартовском солнцепёке. Внезапно всё закончилось. Однообразно-тоскливая хмурь резко сменилась янтарно-белым сиянием солнца, что величаво выплывало из-за сырого туманного горизонта. Зрелище, открывшееся нам, потрясало своей непередаваемо-естественной красотой. Вода в Чёрном Озере была и вправду смолисто-чёрной и напоминала густую тушь. В ней плавали устрашающего вида коряги и островки опавшей листвы. Озеро окаймляла исполинская стена нехоженого леса, жарко пылавшего золотом и багрянцем вперемежку с оранжевыми и крупными рыжими пятнами. А над ним и над нами, высоко-высоко, раскинулся синий небесный купол, почти очистившийся от облачной рвани. Маленький Следопыт, потрясённый так же, как и я, вскочил, взмахнул руками и весело прокричал: - Огого! Угугу! Эгегей! Лодка так и закачалась и слегка накренилась на правый борт. Я выровнял её и засмеялся. - Эй! Эдак мы и в воду плюхнемся. И тогда — прости-прощай рыбалка! - Нет, ни за что! Место для рыбалки мы нашли сразу же — небольшую полуовальную полянку, окружённую роскошными клёнами и пушистыми малышами-ёлочками. Там мы и расположись. День выдался чудесный, незабываемо-яркий, и только под вечер заплакал кратковременный дождичек. Но он ничуть не повредил нам. А когда стало совсем темно и небо от края до края усеяли крупные немигающие звёзды, мы начали пировать. Уха удалась на славу! Наваристая, ароматная, сладкая, с цельной рыбиной на одну порцию! Мы с аппетитом ели уху, пили обжигающий чай из чабреца, мяты и зверобоя, заедая его хлебцами, предварительно поджаренными на огне. Маленький Следопыт смотрел на пляшущие язычки пламени и улыбался, прихлёбывая крепкий отвар из громадной, чёрной от копоти, кружки. Детское счастье его было самым неподкупным, правдивым и сердечным. После ужина я предложил помыть посуду. Маленький Следопыт отнёсся к поручению очень ответственно. Мы старательно мыли грязные, липкие от жира, миски и кружки в горячей воде, согретой над костром в чумазом закопчённом котелке. Самом обыкновенном котелке, ничуть не изменившемся за многие столетия. Немного уставшие, мы отдыхали перед костром, куда я подбросил ещё сухих сосновых веток. Мы были далеки от беспокойства внешнего мира, покинутого нами ещё сегодня. Здесь, у Чёрного Озера, мы окончательно слились с осенней первобытностью. Мы были одновременно и Чёрным Озером, и спящим ночным лесом, и дымным костерком, и самой осенью — вечной и святой. И именно тогда Маленький Следопыт попросил меня: - Пожалуйста, расскажите мне о Джатта и «Сольвейг»...
Алексей Ильинов: Обитель Благословенных О чём же рассказать тебе, малыш? О том, как наш «Сольвейг» преодолел тернии космоса и оказался на другом краю Галактики? О том, как мы открыли чудесный мир вечно юных небожителей и узнали чудовищную цену их юности? Я расскажу тебе обо всём этом, Маленький Следопыт. Я обязательно расскажу тебе о моём Мотыльке... В середине земного лета, в год семьсот тридцать второй после начала грандиозной и полной открытий Эры Галаксии, человечество впервые узнало о Обители Благословенных — Эойя-Аайи-Джатта. Человек, чьим домом стали иные, недоступные когда-то в прошлом, звёздные системы нашей Галактики, восторженно воспринял эту весть. В галактический Собор Миров должна была войти ещё одна цивилизация — обретшая мудрость, повзрослевшая и сумевшая отыскать верную дорогу в не знающем жалости мраке пространства и времени. Когда-то таким же было и само человечество, чьи посланники обнаружили в системе чужой изумрудной звезды Свиток с многоуровневым и многовариантным шифром. Но секрет его разгадали лишь через несколько лет после того, как он был доставлен на Землю. О истинном назначении Свитка спорили величайшие земные мудрецы — лингвисты и знатоки забытых языков Земли и иных миров, физики и метафизики, историки и футурологи, математики и теологи, традиционалисты и кибернетики, повелевающие электронными сетями. Кто-то считал, что это артефакт-реквием, принадлежавший погибшей безвестной расе. Другие желали видеть в нём запредельно сложный Космический Компьютер, созданный столь же безымянным Создателем. Но были и те, кто считал Свиток Посланием. Сторонники этой версии нашли ключевой код-«приглашение», оказавшийся музыкально-световой фугой. И тогда Свиток развернулся и открыл своё содержимое — неисчерпаемое хранилище знаний о Соборе Миров, куда входили цивилизации нашей Галактики, коим не было числа. Среди них были цивилизации древнейшие, умудрённые опытом неисчислимых космических эр, а были и совсем молодые, уже осознавшие свою зрелость. Вся Галактика была удивительным Собором, где торжествовали разум, красота, гармония, музыка и равновесие. И такими же Соборами Миров были и другие звёздные острова, рассеянные неведомым Сеятелем по всей Вселенной. Вся Галактика Галактик - Метагалактика пульсировала и жила. Бурлящая, ведущая сражение с энтропией, Жизнь заполняла буквально каждую её клеточку. Однако были и те, кто видел в ней угрозу для себя. В Свитке сообщалось о мирах, чей разум был отравлен ненавистью, безмерной жестокостью и жаждой неограниченного господства. Самым страшным было то, что они почти всегда стремились распространить своё влияние на соседние цивилизации. Те из них, кто пытался сопротивляться, или погибал, или же безропотно подчинялся воле более сильного и ненасытного агрессора. И всё же это были единичные и, несомненно, поучительные случаи. Исцелить такие несчастные миры было особенно трудно, ибо вся их недужная сущность сопротивлялась врачеванию. Человечество входило в Собор Миров подобно цветущему, устремлённому к знаниям и невероятным открытиям, юноше, получившему в дар весь огромный мир, где всё, даже скрытые от глаз мелочи, удивляет его. И любознательность этого юноши сумели оценить по достоинству. Он нашёл друзей — сверстников и премудрых наставников. Они понимали и принимали все его успехи и невзгоды. Они бескорыстно делились своим опытом и постепенно раскрывали перед юношей-человечеством всё новые и новые горизонты познания. Теперь вся Вселенная стала доступной для него. Он мог преодолевать немыслимые дотоле расстояния и любовно обустраивать негостеприимные планеты, зажигать солнца в беспросветно-тёмных областях космоса и спасать погибающие миры. Эойя-Аайи-Джатта, Благословенные, обнаружили свой Свиток также вдали от родины. Они разгадали его код-«приглашение» - причём намного быстрее, чем человечество - и отправили ответ, где певучее слово, чарующая музыка и утончённо-эстетические зрительные образы переплелись в невообразимой красоты узоры. Цивилизация-поэт рассказывала о том, как она поднялась из пропасти отчаяния к звёздам и там услышала зов живого космоса. Теперь она приглашала братьев и друзей в свою Обитель. Первой сообщение от Джатта приняла станция внешнего контроля, наблюдения и анализа, запущенная в космос колонистами-землянами, чья колония почти два века благоденствовала на седьмой планете в системе Кормчей Звезды, жаркого голубого солнца-колосса. Высокочувствительные приёмники станции уловили его, нейроны электронного трудяги-мозга зафиксировали, обработали и перенаправили к приёмникам других станций. И далее, от звезды к звезде, оно добралось и до Земли. Так человечество услышало Песнь Благословенных и приняло их Приглашение. Совсем скоро в бортовые навигационные компьютеры звездолёта-«прыгуна» класса «Тримурти» были введены координаты системы Эойя-Аайи-Джатта. Звездолёт носил романтическое название «Сольвейг», что в переводе с языка отважных воителей-северян древней Земли означало «Солнечный Путь». Теперь их потомки плыли на сверхмощных драккарах и каравеллах по галактическим океанам. Меня включили в экипаж звездолёта, состоявший из тридцати пяти человек, по рекомендации Большого Ареопага, куда входили координаторы-прогнозисты и координаторы-логики из всех основных Советов Земли, включая Советы Ближнего и Дальнего Космоса. Мои успехи в области ксенопсихологии были внимательно проанализированы и, после недолгой дискуссии, признаны как особо успешные. Я детально рассказывал о том, как установил контакт с последними представителями почти угасшей расы Айтайи в пирамидальном объекте «Э-Кур», что был найден рядом с зоной пограничных маяков Солнечной системы. Затем я представил отчёт о своей трёхгодичной работе на планете Хайдаррен и её четвёртом спутнике, куда я был направлен в составе Второй этнографической экспедиции Херби Рейе Моббуту. В итоге моя кандидатура была сразу же поддержана Верховным Координатором Ареопага Гвеннвифар хайд Брей, статной и властной особой, обладавшей, воистину, рыцарской выдержкой и стальным характером. Изящный и могучий «Сольвейг», облачённый в изумрудно-голубую энергетическую мантию, восторженно и незабываемо стартовал с земной орбиты. Удалившись на более чем полтора миллиона стандарт-миль от Земли, он нырнул в пучину гиперпространства, оставив после себя лишь молчание звёзд. Ведущие лидер-навигаторы нашей Миссии Ясмина Койр, Айре Греллах и Айгуль Риони работали внутри навигационной биокиберсферы, где их тела, помещённые в специальные ложа-коконы, были подключены к «Урд», «Верданди» и «Скульд» - системе кибер-оракулов и кибер-навигаторов. Они вели непрерывный мысленный и речевой диалог с «альвами» - полностью виртуальными существами, управлявшими кораблём. Кроме того лидер-навигаторы контролировали их, ибо «альвы», так похожие на детей, могли позволить себе очень даже недетские «шалости». Впрочем, на сей раз они были спокойны и сосредоточены на деле. Напротив, они гордились возложенными на них обязанностями. Так, любимец Айгуль, шустрый и задиристый «альв» по имени «Забияка», предложил ей свой вариант выхода из гиперпространства, более чем рискованный и капитально отличный от остальных. Но его «собратья» шумно запротестовали, ибо они были уверены, что именно их версии наиболее оптимальные. И, тем не менее, именно вариант «Забияки» был принят к рассмотрению и оказался самым результативным. Кибер-оракулы скрупулёзно просчитали все его возможные плюсы и минусы и окончательно одобрили. Молодое смеющееся солнце Эойя-Аайи-Джатта встретило нас незабываемым золотисто-медовым сиянием. Оно значительно превосходило по размеру наше земное светило. Это было солнце вечной весны — ласковое, доброе, тёплое. Вся наша Миссия — всего тридцать пять человек — поднялась на открытую, защищённую энергетически-атмосферным куполом, обзорную площадку «Сольвейг» и оттуда созерцала великолепие новооткрытого мира. Вокруг весеннего солнца Благословенных кружились пятнадцать планет. На трёх из них была атмосфера, пригодная для жизни. Окраинные планеты были темны и чужды для какого-либо света. Зато в планетной системе, представшей нашему взору, нашлись четыре газовых гиганта с более чем пятьюдесятью спутниками. Джатта-Благословенные обнаружили «Сольвейг» спустя несколько дней после нашего появления из гиперпространства. Их лёгкие корабли, похожие на огненных птиц-фениксов, встретили нас у безжизненной десятой планеты, над истерзанной льдисто-каменистой поверхностью которой свирепствовали ураганы. На корабельных сферических экранах мы увидели фигуры высоких и стройных существ, несомненно похожих на людей. Они были грациозны и совершенны. Даже более совершенны чем мы, хомо универсалис. Конечно, вид человеческий также претерпел некоторые благие изменения с начала Эры Галаксии, но в Джатта было что-то такое, отчего становилось совсем не по себе. «Они так похожи на юных, не знающих что такое старость, богов... Счастливцы, о счастливцы!», - сказала тогда руководитель Миссии, ксеноэтнолог, полномочный Посол Земли и Миссионер Собора Миров Браннвен тай Руа. Да, она была права! Джатта были щедро вознаграждены высшими силами. «Счастливые любимцы богов!», - так сказали бы о них наши предки. «О, нет! Это сами боги!», - наверняка возразил бы кто-нибудь из них. Материнская планета, Обитель Благословенных, называлась Джаттанайянаттакка. Гигантская, бирюзово-сине-лиловая с редкими пятнами нежной майской зелени и шафрана, окутанная толстой и густой, точно взбитые сливки, атмосферой. Расторопный биолог «Сольвейг», проведший подробнейший биохимический анализ воздуха, заметил, что он опьяняет и кружит голову — совсем как терпкое и хорошо выдержанное виноградное вино. Ещё у Джаттанайянаттакки было пять лун с плотной и, на первый взгляд, непроницаемой атмосферой. Возможно, они были преображены и населены, но это было не совсем ясно из-за сильнейшей облачности. «Сольвейг» лёг в дрейф на орбите планеты, а вниз, на её поверхность, спустились «скарабеи» - комфортные пассажирские шлюпы. Впрочем, в случае непредвиденных обстоятельств они вполне могли стать и настоящими полноценными кораблями, чьи технические характеристики были почти приближены к параметрам небольших, предназначенных для полётов в пределах планетных систем, рейдеров. Шлюпы, сопровождаемые кораблями Джатта, сели на обширную заснеженную равнину в северном полушарии планеты рядом с огромным поселением в форме спирали, где чрезмерно затейливая и изысканная архитектура гармонично сочеталась с окружающими ландшафтами. Это был изумительный пример тщательно продуманного не только сосуществования, но и взаимопроникновения экосферы и техносферы. И подобных примеров на Джаттанайянаттакке было предостаточно. Знакомство с Благословенными принесло нашей Миссии великое множество радостных и ошеломляющих открытий. Все дни пребывания на Джаттанайянаттакке были чрезвычайно насыщенными и познавательными. Нашими гидами стали сами Высокие Благословенные — Хайяджатта. Всего их было пятеро с труднопроизносимыми именами - Аддэджатта, Койанэджатта, Туйяджатта, Ийэннеджатта и Эйдэджатта. Мы перемещались вместе с ними с континента на континент, которых на планете было шесть. Мы поражались разнообразию и изобилию планетных флоры и фауны. Так, на севере, где была небольшая полярная шапка, преобладали животные-гиганты, обитавшие в суровых условиях, отчасти схожих с земной Антарктикой. Они жили в воде и на суше. Были среди них и летающие виды — настоящие исполины с тремя парами сильных крыльев. На юге и востоке фауна была куда более колоритной, неугомонной и постоянно изменчивой. Градостроительство на планете было не менее впечатляющим. Джатта мастерски строили лёгкие, словно сотканные из воздуха, просторные и невысокие здания, где превалировали простота, надёжность и изобилие света. Однако сами они предпочитали жить вне городов в селениях-общинах. Их общество отдалённо напоминало пёстрые, погружённые вглубь себя, со сложнейшим общественным устройством, цивилизации Юго-Восточной Азии планеты Земля. В Джатта было что-то от пластичных жителей древнейшего Таиланда-Сиама, от аристократичных индийских раджей и колоритных подданных Сына Неба, китайского императора. Буквально вся их жизнь, начиная с рождения и вплоть до угасания, была наполнена причудливыми и далеко не бессмысленными ритуалами. Джатта воспринимали жизнь как искрящийся радостью праздник звуков, красок и чувств, каждый момент которого незабываем. Смерть в их представлении была чем-то вроде предрассветных сумерек, когда гирлянды праздничных фонариков постепенно угасают и усталые гости отправляются на покой, чтобы после недолгого отдыха встретить обновлёнными разгорающийся день. Особое, едва ли не центральное место в мифологии Джатта занимали некие Дарители. Они благоговели перед ними и постоянно благодарили их за то, что они вознесли их род к небесам из темноты неразумия. Их Благословение, как говорилось в священных текстах Джатта, «наполнило пустой загрязнённый сосуд чистотой, знанием и мудростью». Высокие Благословенные, после наших настойчивых расспросов, указали на луны Джаттанайянаттакки, откуда Джатта, якобы, регулярно получали Благословение и Дары. Именно там, согласно преданиям, и находятся их Запретные Обители, куда невозможно войти даже праведному Благословенному. Естественно, что наличие табу в столь высокоразвитом обществе меня не могло не удивить. Но Высокие Благословенные совершенно серьёзно, без какой-либо тени усмешки, подтвердили, что Дарители — это далеко не миф, но реальный источник Благословения, доступ к которому по непонятным причинам был закрыт изначально. Хайяджатта, Высокий Эйдэджатта, так объяснил смысл столь своеобразного табу: - Дарители вознаградили нас, недостойных и ныне Благословенных, Достоинством. Они наполнили наши пустые сосуды Истиной и излечили нас от врождённой слепоты незнания, ибо мы не хотели знать и страшились смотреть вверх. Дарители заперлись в своих Обителях, дабы создавать Дары, предназначенные нам, недостойным и ныне Благословенным, в Великой Тишине, Одиночестве и Раздумьях. Они взирают на нас, недостойных и ныне Благословенных, свысока и посылают нам Дары. Но сейчас, видимо, наши сосуды снова стали затемнёнными и потому Дары стали редки. А вскоре мне удалось услышать «Моление Благословенных» в одном из спиралевидных городов-храмов, что затерялся в глубине влажных джунглей на вечно дождливом, дышащем туманами и испарениями, Юго-Западном Континенте. В затемнённом и необъятном храмовом пространстве с беспорядочными рядами резных колонн собрались Джатта. Они были облачены в просторные летящие одежды, необычно светившиеся в синевато-сизом полумраке. Они сидели на пятках и были, как будто, полностью отрешены от окружающего их мира. Там, за тончайшими, почти фарфоровыми, стенами храма, лил непрестанно дождь и говорливые реки, речушки и ручейки несли свои напоенные живыми соками растений воды через лабиринты джунглей к далёкому штормовому океану. В храме было невероятно тихо, несмотря на то, что он был заполнен почти до отказа. Джатта будто пребывали в своего рода медитативном оцепенении. Но их балансирование на зыбкой грани между явью и полудрёмой длилось не многим более получаса. По крайней мере, мне так показалось. И вдруг, будто из ниоткуда, возник чей-то голос — тихий светлый голосок ребёнка, разорвавший плотный занавес тишины. К нему присоединился ещё один сильный голос, а затем ещё, и ещё, и ещё... Голос за голосом, голоса за голосами, что собирались в гимнические волны. И вскоре весь очнувшийся ото сна зал запел. Джатта пели о том, как когда-то они были прозрачны, пугливы и слепы и, потерянно блуждая во мраке и пустоте, не ведали истинного определения и наполнения вещей. Жизнь их была коротка и бессмысленна до тех пор, пока Первый Даритель не научил Джатта побеждать смерть. Он объяснил им, что смерть пребывает внутри них и её приход можно отсрочить. Потом Второй Даритель, чей голос был печален, поведал им об устройстве Вселенной. Третий Даритель был менее идеалистичен и рассказал о том, что кажущаяся гармония Вселенной иллюзорна, ибо нет абсолютной гармонии, но есть бесчисленные преграды. Он великодушно вознаградил Благословенных мыслью о Красоте Странствий. Когда Джатта поняли значение сего Дара, они смогли преодолеть тяжесть тверди и устремиться к иным планетам и солнцам. Потрясённый, я слушал «Моление Благословенных» и вся моя душа пела вместе с Джатта. Их песня, чьи слова я понимал с трудом, была и моей песней. Её неукротимое течение подхватило меня и увлекло за собой. Я, пришелец из иного мира, видел глазами Джатта их взлёты и падения, озарения и отчаяние, рождение и гибель. Мне захотелось обнять их всех. И они тоже были готовы к тому же. Мы все вдруг поняли, что очень многое сближает нас и делает едиными. В тот день я понял, что душа каждого Джатта — душа вечного ребёнка. Он был светел, наивен и открыт для всего нового. Но у него же были и свои «тайны». И не каждому он раскрывал их. Только тому, кому доверился. И одной из таких тайн была Колыбель Мотылька.
Алексей Ильинов: Колыбель Мотылька - Скоро Огонь мой угаснет. Я знаю это. Знаешь, когда-то я плакала и долго молила Тундру помочь мне, да только что ей глупые мольбы мои? Слаб мой Огонь. Я знаю, что он угаснет и я уйду далеко отсюда, за Реку Детей. Там давно ждут меня Родичи. И сестричка моя Йайо, и даже старая Рце. И охотник Имо. И Та, Кто Хранит Очаг. Искры моего Огня гаснут на зимнем ветру..., - сказала мой маленький Мотылёк в тихий День Первого Снегопада. Мы сидели с ней на берегу ручейка, промёрзшего до самого дна, и сверху на нас падали лохматые хлопья лилово-синего снега. Они беззвучно ложились на спутанные космы бесцветной и погибшей травы. Снег не таял и его становилось всё больше и больше. Впереди, за седой пеленой снегопада, тонула в сиренево-сизом сумраке Тундра. Где-то там, за зловеще-чёрным горизонтом, обитала в своём Стойбище Долгая Зима. Мотылёк так описывала мне её, при этом смешно жестикулируя: - Она совсем старая, морщинистая и злая. Намного страшнее и злей дурной Энги. Ты же видел Энгу? Зима похожа на неё. Она хочет потушить наши Огни. Но Тёплое Стойбище не боится её! Да, не боится! Приходи, приходи, злая старуха! А сейчас она просто наблюдала за танцем снежинок, что порхали в темнеющем небе. Внезапно Мотылёк крепко зажмурилась и принялась ловить их ртом. Её игра развеселила меня. Мотылёк тоже рассмеялась в ответ заливистым смехом ребёнка. Нам было хорошо вдвоём под снегопадом на этой позабытой всеми богами планете без имени. Впрочем, я придумал ей имя — Колыбель Мотылька. Между тем из Тундры подул хлёсткий студёный ветер. Когда снегопад превратился в завывание метели, мы поспешили вернуться в домашнее тепло, где нас ждали похлёбка, сдобренная пахучими кореньями, и горячий отвар из приятно горчащих тундровых трав. Миновав продолговатый обветренный бугор, я и Мотылёк вышли к Тёплому Стойбищу. По натоптанной и слегка обледеневшей тропинке мы спустились на треугольную площадку с едва угадывавшимися входами в землянки. От резких порывов безумствующего ветра они были довольно сносно защищены бугром и вполне добротной земляной насыпью неподалёку. Утопая по щиколотку в рыхлом снегу, мы кое-как добрались до самой крайней землянки. Я очистил от наметённого снега входную плетёную дверь и приподнял её. Из натопленного чрева землянки дохнуло жаром. Мы спустились внутрь, в тесное прямоугольное пространство, разделённое перегородками на три условные «комнаты». В одной из них Айгуль Риони, удобно расположившись на лежанке, устеленной ветхими циновками, налаживала коммуникатор. В соседней «комнате» спал наш пилот Орлат Сат, которого погрузили в целебный восстановительный сон после продолжительного сеанса витарегенерации. В главной, донельзя закопчённой, «комнате», у очага, выложенного в форме неровного треугольника, уютно расположились сородичи моего Мотылька — Старшие Родичи Ирчийи и Чайайи. Аборигенное имя Мотылька было не менее экзотичным — Юйчуйю. Заметив меня, Айгуль покачала головой и тяжело вздохнула: - Орлат уснул. Но он очень, очень слаб. К тому же в его рану попала какая-то здешняя инфекция. Вроде бы аборигены утверждают, что они могут вылечить Орлата. Нужна срочная эвакуация, но связь очень плохая. Быть может, когда утихнет буран, рискну вызвать эвакуационную команду. Да только услышат ли? Старший Родич Ирчийи показал мне рукой на место рядом с собой и пригласил присесть поближе к очагу. Он молча, не говоря ни слова, протянул мне самодельную, грубой лепки, глиняную чашу, наполненную густой тёмно-зелёной дымящейся жидкостью. Я молча принял её и, вдохнув непривычно-острый аромат, сделал два больших глотка. Окоченевшие внутренности мои тотчас же согрелись и по всему телу разлились спасительные реки тепла. В голове слегка зашумело, но, тем не менее, она осталась ясной. Я благодарно поклонился обоим Старшим Родичам. Они приветливо улыбнулись в ответ и подбросили в огонь пучок бурой соломы. Он вспыхнул с новой силой. Оранжево-алые языки пламени дружелюбно потянулись ко мне. И я не отстранился от них. Мой Мотылёк, мой озорной и смешливый Юйчуйю-Мотылёк... Я не спас твой Огонь и ты ушла за Реку Детей. Я звал тебя, но ты уже не слышала мой зов. Ты была далеко, за Рекой Детей. Ты ушла в ту безжалостно-нескончаемую ночь Долгой Зимы, когда нам открылась Тайна Благословенных. Искры твои летят в ночи и гаснут, обессиленные, на ветру... Когда мы, звёздные странники, упали с небес, ты первая заметила нас и без боязни подошла к нашему пылающему «скарабею». Я помню, как увидел тебя — хрупкого ребёнка из Тундры. Впрочем, ты всегда была им — всегда отзывчивым несмышлёнышем, чья любовь была чистой и наивной. На неуютную Колыбель Мотылька, укутанную плотным облачным покровом, мы пришли как незваные гости. Мы не могли туда не придти, ибо что-то незнакомое, несказанное и пугающее манило нас туда. Неуёмное желание узнать, кто такие Дарители? Или, быть может, Тайна Благословенных? Или нас позвал мой Мотылёк, чей Огонь должен был погаснуть, ибо был он беспомощен? И, всё-таки, мы пришли сюда, в заснеженную Тундру, где условные и поздние вёсны коротки и пасмурны, а глухие Зимы тянутся бессмысленно долго. Мы поняли, что Обители Дарителей — это совсем не вымысел, когда биосканеры «Сольвейг» случайно (а, быть может, эта случайность была ничем иным, как подарком самой судьбы?) обнаружили на двух из пяти лун Джаттанайянаттакки признаки жизни. Юркие зонды-разведчики, отправленные к крошечной планетке, которая позднее была названа Колыбелью Мотылька, лишь подтвердили общие догадки. Согласно полученным данным, её поверхность представляла собой суровую пустыню, очень похожую внешне и по климатическим параметрам на приполярные области Земли. Зонды передали отчётливые изображения неглубоких озёр на экваторе, скоплений невысоких скал и малопонятных аморфных, по всей видимости искусственных, сооружений на северном и южном полюсах. Инопланетная тундра, исходя из предварительного анализа, была обитаема. И явно высшими разумными существами. Однако Благословенные отреагировали на нашу просьбу посетить спутники Джаттанайянаттакки крайне отрицательно. Точнее, это был не столько отказ, сколько нескрываемый страх перед Дарителями. Высокие Благословенные мотивировали своё решение, столь огорчившее нас, традицией, установившейся ещё с незапамятных времён. Они заявили, что нарушение её грозит, воистину, ужасными карами Дарителей, ибо их покой — свят. Мы пошли на риск. Точнее, это сделал я. Я не без труда уговорил Айгуль и Орлата совершить несколько витков вокруг Колыбели Мотылька и, быть может, даже отважится проникнуть в пределы её толстой атмосферы и провести более обстоятельное наблюдение. Наш «скарабей», заблаговременно переоборудованный в лабораторно-исследовательский скайбот, оторвался от поверхности Джаттанайянаттакки и, стремительно набрав высоту, очень скоро вышел на орбиту планеты. Там, в звёздной вышине, мы увидели зрелище, красоту которого невозможно было описать обыкновенными словами. Над лилово-бело-ультрамариновым северным полушарием Джаттанайянаттакки, на чёрно-фиолетовом бархате космоса, замерли неподвижно сразу все пять лун — Обители Дарителей. Они сияли совсем как крупные бесценные бриллианты в короне властителей древности. К третьей из них Орлат уверенно направил наш «скарабей». Спустя четыре стандартных часа Колыбель Мотылька, сумрачная, неприветливая и облачная, тяжело нависла над нами. Совершив три разведывательных витка вокруг неё, «скарабей» начал неторопливо входить в верхние слои атмосферы планеты. И там, в вязком сумраке облачного киселя, он почти сразу же стал пленником неизвестных сил, что стали играть им совсем как забавной игрушкой. Они подбрасывали его то резко вверх, то со всего размаха швыряли вниз. «Скарабей» лихорадочно метался среди туч-исполинов. Наконец, ценой невообразимых усилий, он вырвался из облачной трясины и ринулся вниз, в серую, без какого-либо намёка на свет, мглу чужого мира. Но там его уже поджидал другой и не менее опасный недруг — ураганные ветра. «Скарабей», после героических попыток борьбы, не выдержал их сокрушительных ударов и, побеждённый, камнем рухнул вниз. Там, у обломков, объятых жарким зеленовато-синим пламенем, нас и нашёл мой Мотылёк. Тогда мы были потрясены случившимся. Серьёзно раненый Орлат нуждался в квалифицированном врачебном вмешательстве. Я и Айгуль перенесли его как можно дальше от свирепствующего пожара и наспех перевязали глубокие и, к прискорбию, небезопасные раны. Айгуль осталась с раненым, а я бросился к тому, что осталось от «скарабея» в надежде спасти хоть что-нибудь. Из огня я вынес совсем немного - коммуникатор, медицинский бокс, дыхательные маски, боевой излучатель и кассеты с зарядами к нему, а также... Впрочем, что либо спасать дальше было бессмысленно, ибо то немногое, что осталось от нашего «скарабея», сгинуло в неистовствующем пламени. Всё вокруг нас было чужим — стена беспросветной, дышащей скорой смертью, тьмы и убийственный холод. И откуда-то оттуда пришла мой Мотылёк. Никто из нас не заметил сначала её появления. Мы были подавлены происшедшим. Я устало опустился на мёрзлую, слегка припорошенную снегом, почву и закрыл воспалённые глаза. Мотылёк незаметно подошла ко мне и легонько-легонько, совсем как шаловливый весенний ветерок, коснулась моего плеча. Маленькой прозрачно-белой ладошкой. Я невольно вздрогнул... обернулся... и столкнулся с её взглядом. На меня смотрели глаза моего Мотылька. Добрые детские глаза, в которых светились, наверное, все пульсары, квазары и сверхновые звёзды Матери-Вселенной. Вскоре мы подружились с Мотыльком и она привела нас в Тёплое Стойбище, где жила вместе со своими соплеменниками или же, как они называли себя, Родичами. Постепенно мы узнали их обычаи и быт, полностью подчинённые неблагоприятному климату их крошечного мирка. О себе Родичи рассказывали мало. А их рассказы были крайне противоречивы и отрывисты. И почти всегда в них упоминалась Река Детей, откуда когда-то пришёл в Тундру Первый Родич. Он был слаб и хил. На нём почти не было одежды и ему грозила гибель. Но Первый Родич не только выжил, но и освоился в Тундре. Он вырыл землянку, нашёл съедобные корни и полезные травы, а также сумел добыть огонь. Когда же жизнь его подошла к концу, он вернулся за Реку Детей и дал жизнь Второму Родичу. А тот дал жизнь Третьему Родичу. И так до бесконечности. Юйчуйю-Мотылёк тоже рассказывала мне о Реке Детей. Она даже знала, где та протекает. Причём она утверждала, что Река Детей — это самая настоящая река, что течёт где-то очень далеко в Тундре. - Родичи видели Реку Детей. Я ведь тоже пришла оттуда. И туда же уйду, - сказала Мотылёк, удивлённая моим упрямым неверием. - Ты так веришь в сказки, глупышка? Река Детей — это сказка. Страшная сказка. Такие сказки рассказывают на моей родине, - добро улыбнулся я. - Нет, это не сказки! Ну как же ты не понимаешь? - обиделась она. - Понимаешь? Скоро я уйду за Реку Детей. Понимаешь? Мой Огонь угаснет в ночи... Понимаешь? Это так страшно! - Не бойся тьмы ночной, глупенькая! Ну чего же её бояться то? Я... я защищу тебя. И никто Огонь твой не погасит, - ободряюще ответил я, заметив слёзы в её глазах. Старшие Родичи, случайно услышавшие наш излишне эмоциональный разговор, лишь вздохнули и подтвердили слова Мотылька. Они не умели лгать. - Скоро Огонь её угаснет, ибо очень слаб он и никто защитить его не может. Даже мы, ибо тоже слабы. Такова воля Тундры и Первых Родичей, что ждут Юйчуйю за Рекой Детей... Не удерживай её. Река и Тундра сильнее тебя. Родичи стали для нас настоящей загадкой. Причём даже ещё большей, нежели Джатта. О Благословенных и их Обители Родичи совсем ничего не знали. Они были поражены нашим рассказом о них. Впрочем, Старший Родич Чайайи вспомнил, что в легендах о Реке Детей упоминаются некие Родичи-Без-Имени, ушедшие от её берегов так далеко, что о них не помнит даже сама всеведущая Тундра. - Так куда же они ушли, эти Родичи-Без-Имени? - спросил его я. - Говорят, что сама Река не приняла их и они ушли от неё... К чему искать их следы? Тундра и Зима всё равно убили их. Айгуль, заботившаяся о раненом Орлате и почти не отходившая от него, как-то сильно озадачила меня своими наблюдениями за Родичами. Это произошло в тот замечательный день, когда она по коммуникатору смогла, таки, вызвать «Сольвейг». Мы услышали знакомые голоса — смеявшиеся и плакавшие одновременно. Оказывается, что нас уже считали погибшими и даже оплакали. Поисковые зонды, определившие траекторию нашего полёта, нашли лишь обугленные обломки скайбота и никаких других обнадёживающих следов. На Джаттанайянаттакке наша гибель была воспринята как огромное горе. Джатта искренне оплакивали нас вместе с нашими соплеменниками. Они молили Дарителей о Даре Жизни, что мог бы воскресить нас и привести домой. И этот Дар, похоже, был нам дан. Мы слушали близкие нам голоса, разговаривали с ними и тоже смеялись и плакали. До прибытия эвакуационной команды оставались считанные часы. Я тщательно упаковывал в походный контейнер образцы бедной растительности Тундры, преимущественно разновидности мхов, и небольшую коллекцию предметов быта Родичей. И именно тогда Айгуль протянула мне планшетку биосканера. Она была явно чем-то сильно озадачена. - Взгляни на эти показатели. Странно, не правда ли? - Что именно? - как-то рассеянно спросил я, бегло пробежав глазами зеленоватые ряды цифр и буквенных значений на мерцающем экране. - А то, что наши Родичи явно могут быть самыми что ни на есть предками самих Джатта. То есть Родичи — это, скажем так, те же Джатта, но только не совсем... мммм... доведённые до ума, - произнесла Айгуль и перевела взгляд на Старших Родичей, что суетливо разводили огонь в очаге. - То есть общие биопоказатели кое-где схожие. Если Джатта — это боги, то Родичи — заготовки для богов. Ещё необработанные заготовки. - Как же ты пришла к таким выводам? Они, несомненно, требуют вдумчивого анализа, - - спросил я. - Да только нам ли о том судить? - Есть некоторые более чем очевидные совпадения. То есть Джатта — это само совершенство. А Родичи — это почва, гумус, из которого это совершенство родилось, - пояснила Айгуль и, забрав у меня планшетку, вывела на экране серию схематических обозначений. - Но ведь это же предположение. И не более того, - опять сухо заметил я, хотя какая-то смутная догадка мелькнула у меня в уме. - Да, есть и сомнения. Но они не такие уж и абсолютные. Всё же очень уж много очевидных параллелей, - ответила Айгуль и, чуть призадумавшись, добавила. - Впрочем, на «Сольвейг» разберутся что к чему. Уж там то наверняка сумеют разгадать эту загадку. Последний час ожидания был нескончаемо долог. По коммуникатору пришло подтверждение от навигатора эвакуационного бота, максимально точно определившего наши координаты. Бот всё ещё находился на орбите и с минуты на минуту собирался как можно осторожнее, учитывая наш печальный опыт, спускаться к поверхности планеты. Старшие Родичи боязливо посматривали на небо, ожидая нечто такое, что должно было навсегда поколебать их извечные представления о непознанности и, быть может, даже чудовищности мироздания. Приближение сего «нечто» внушало им запредельный ужас. Но оно же и притягивало к себе. Небо над Тундрой было всё таким же безучастно-сумеречным и без единого просвета. Яркий, несущий живительное тепло, свет здесь был редок и скуден. И всякое его появление становилось событием, определявшим, поистине, ход времени. Свет над Тундрой был чудом, откровением и спасением. Неожиданно плотный облачный навес над смазанной линией горизонта прорвали острые копья золотисто-белых лучей. Они бешено помчались по равнинам, высвечивая всё, что было до того сокрыто. И ничто не могло спрятаться от них. Старшие Родичи зажмурились и, истошно завопив, повалились на колени и обхватили головы руками. Бот, переливавшийся разноцветными бортовыми огоньками, вынырнул из-за облаков и пошёл на посадку. Он победно облетел Тёплое Стойбище и, мигнув посадочными маячками, мягко сел. Сугроб под его днищем испарился и обнажил обожжённую охристо-красноватую почву. В молочно-белом сиянии овального проёма люка показались высокие, невозможные в здешних местах, силуэты. Они быстро, почти бегом, рванулись к нам. Мы тоже сорвались с места. И тотчас же последовали дружеские объятия, громкие крики радости и счастливые слёзы. В числе прибывших была и сама Браннвен тай Руа, что стало полной неожиданностью для нас. Она взяла за руку Орлата, которого уже несли на носилках к боту. Он открыл глаза и слабо улыбнулся ей. Старшие Родичи так и не посмели приблизиться к странным гостям. Они наблюдали за ними с почтительного расстояния. И тогда я подвёл к Родичам Браннвен. Они, было, отступили на шаг от гостьи, но потом, осмелев, заставили себя приблизиться. И тут мне стало ясно, что кого-то не хватает. Кого-то важного. Я вопросительно посмотрел на Родичей. Они сразу же поняли, о чём и о ком я хотел их спросить. И тогда Старший Родич Ирчийи произнёс: - Наша Юйчуйю ушла... Ушла к Реке Детей. Огонь её угасал. И ты не смог бы его спасти. - Как? Когда? - вскрикнул я, почувствовал, как земля заметно дрогнула под ставшими ватными ногами. - Куда... Куда она ушла? - На рассвете. Она ни с кем не попрощалась и ушла в Тундру. И Тундра скрыла её следы. Не ищи её... не ищи. Тундра не отдаст тебе нашу Юйчуйю. В глазах потемнело и потускневший мир, треснув напополам, поплыл куда-то в сторону. Мой Мотылёк, маленький и беззащитный, покинула меня. Где она теперь, куда идёт по топкому снегу? Тундра ведь так огромна и беспощадна. Не помня себя, я бросился к боту. Навигатор, выслушав мои сбивчивые объяснения, всё-таки согласился обследовать ближнюю Тундру. В свою очередь Старшие Родичи рассказали, что Река Детей находится, вроде бы, севернее Тёплого Стойбища и потому Мотылёк могла отправиться в ту сторону. Однообразно-плоские, с редкими морщинами, равнины Тундры расстилались внизу, за бортом бота. Там было пустынно, дико и жутко. Там ярился снежный буран и ревел ветер. И где-то там, усталая и замёрзшая, шла моя Юйчуйю, мой Мотылёчек. - Похоже, мы никого уже не найдём. Смирись, ибо твоя знакомая наверняка погибла. Вряд ли ей суждено выжить в таком буране, - заметил навигатор, переведя взгляд с полусферического обзорного окна, залепленного снегом, на анализ-монитор поискового терминала, зеленовато светившийся в полуосвещённой кабине, где было жарко и неприятно пахло чем-то приторным, похожим на жжёную карамель. - Она где-то там... Она не могла далеко уйти, - я был готов отчаянно выпрыгнуть из бота прямо в темень. И никому не удалось бы остановить меня. - Хорошо... так и быть. Мы сделаем ещё один заход. Но если никого не найдём, то вернёмся. Тогда уж не обессудь, - ответил навигатор и виртуозно, со знанием дела, развернул бот. И Тундра снова обрушила на нас ярость всех своих неукротимых стихий. Мотылька мы нашли. Какое-то внутреннее чувство заставило меня посадить бот у почти неприметного овражка. Я спустился в него и там, под толщей снега, обнаружил Мотылька. Мой Мотылёк... Мотылёчек... Она была тиха и недвижима. Она свернулась калачиком и со стороны казалось, что это просто-напросто мирно спящий ребёнок. Только весь белый с головы до ног. И каменно-холодный... Совсем как сказочная зимняя фея, чьё сердце когда-то превратилось в лёд. - Мотылёк... Мотылёчек мой... Не уходи! Слышишь? - едва слышно позвал я её. Но она не ответила. И я позвал её опять. - Мотылёчек... милый мой, маленький. Отзовись! Ну же... ну... И снова ответа не было. Лишь безустанно сыпал, сыпал и сыпал снег. И бесновался ветер — ко всему равнодушный и злой. - Эй... эй... ну же... Ветер... Тьма... Ветер... Тьма... Снег... Снег... Снег... Тишина... Ветер... Снег... И тогда я поднял Мотылька на руки и тяжело, чуть ли не на каждом шагу проваливаясь по колено в снежную топь, пошёл прямо к световой дорожке, протянувшейся из распахнутого люка в борту бота. В самом её конце меня ждали. Я уложил невесомое тело Мотылька в кресло и присел рядом. И стал ждать её пробуждения. Я верил, что она проснётся. Обязательно проснётся. Я верил в это.
Алексей Ильинов: Река Детей - Она проснулась? - вдруг спросил меня кто-то. Чей-то голосок. Как будто знакомый, вернувший меня обратно, на грешную землю. Я узнал его, голос Маленького Следопыта. Он внимательно слушал мою историю и был как никогда сосредоточен. Наш костерок догорел и зябкая осенняя ночь вплотную приблизилась к нам глухой стеной. Над Чёрным Озеро недвижимо, точно бесприютный призрак, стоял туман. Было так тихо, что можно было даже расслышать, как с окрестных клёнов едва слышно опадает листва. Маленький Следопыт ждал, когда я отвечу на его вопрос. И я ответил: - Да, проснулась... На «Сольвейг» удалось разбудить её. Всего лишь на два часа, тридцать семь минут и шестнадцать секунд. Но она всё равно не слышала меня и всё твердила и твердила о своём умирающем Огне. А потом... потом она ушла. За Реку Детей. Так и угас Огонь Мотылька. И я не спас его... - А что же было потом? - замерзший Маленький Следопыт придвинулся ко мне. - Нашли ли вы Реку Детей? - Да... Нашли и Реку Детей... Река Детей не вернула Мотылька, ибо руководствовалась тем, что можно было бы назвать инстинктом. А ещё точнее - программой, издревле заложенной в её структуру. Это стало понятно потом, когда исследовательские миссии отправились на Колыбель Мотылька и посетили остальные Обители Дарителей. - ...причём только планета, называемая Колыбелью, является естественным спутником Джаттанайянаттакки. Прочие же Обители явно искусственного происхождения. Создатели их - те, кого Джатта именовали Дарителями, - закончила свой предварительный доклад Браннвен тай Руа. Слушатели в просторном амфитеатре корабельного конференц-зала заметно оживились. - Но кто они, эти Дарители? - поинтересовался Ройл тай Энке, лингвист Миссии «Сольвейг». - Возможно, что это прапрапредки самих Джатта. Но есть и не менее правдоподобная версия, что это представители негуманоидной расы из совсем иного, не похожего ни на один известный нам, мира. - ответила Браннвен. - Быть может даже не из нашей Галактики. То есть они - чужаки... - И какие же цели они, эти Дарители, преследовали? - Совершенствование разумной жизни, - сказала Браннвен тай Руа. - Конструирование идеальных существ. Джатта-Благословенные — это конечный результат. Результат, превзошедший любые ожидания. Дарители сконструировали богов. Но сами так и не стали богами. - Тогда кто же такие Родичи? - снова задал вопрос Ройл тай Энке. - Неудачные заготовки. Вероятно, что именно этим объясняется крайне ограниченный срок их жизни, после чего они инстинктивно возвращаются к своего рода «конвейеру», где они были некогда «собраны». - То есть к Реке Детей? - К Реке Детей..., - ответила Браннвен и подняла глаза к прозрачному куполу конференц-зала. Там, в блестящей звёздной пыли, мирно дремала Обитель Благословенных - Джаттанайянаттакка. Я вернулся на Колыбель. Вместе с моим добрым маленьким Мотыльком. Её я похоронил рядом с ручейком близ Тёплого Стойбища, что едва слышно шуршал под тонкой ледяной корочкой. А затем, кое-как придя в себя, я решил отыскать Реку Детей. Старшие Родичи, обрадованные моему возвращению, объяснили мне приблизительный маршрут, хотя они и не были уверены до конца, что он верный. - Зачем идёшь? - спрашивали они меня. - Тебя Река не зовёт. Ты не нужен ей. Не ходи, останься. - Не могу... Мне нужно найти её, - отвечал я. В Тундру я пошёл один, без спутников. И Река Детей открылась мне после трёх суток утомительного пути по пустошам, оврагам и мелководным речушкам. Я вышел на её пологий, сплошь усыпанный крупными камнями, берег и увидел воду цвета молочной сыворотки с бледновато-жёлтыми прожилками. Вода была тепловатая, вязкая, непрозрачная, с длинными волокнистыми образованиями, что стлались подобно водорослям по речной поверхности. Точнее, это была не вода, но жидкость, похожая на раствор или же суспензию. Старая-старая сказка наяву... Молочная река, кисельные берега... Река Детей медленно текла, тянулась, ползла по идеально прямому руслу и исчезала где-то за бесцветной линией горизонта. Там она низвергалась в исполинскую, похожую на «воронку», пропасть и оттуда на бешеной скорости неслась к неизведанным недрам планеты. Я стоял на краю этой «воронки» и наблюдал, как вода с грохотом падала вниз, на невидимое дно. Я думал о Мотыльке. Она так хотела увидеть Реку Детей и где-то здесь погасить свой Огонь. Позднее, когда к Реке Детей прибыла исследовательская миссия, я спустился вместе с ней прямо на дно «воронки». Там, в кромешной тьме, мы обнаружили разветвлённую сеть тоннелей, шахт и коридоров, что уходили глубоко под поверхность планеты и тянулись на сотни и сотни стандарт-миль. Я увидел мёртвые города-лабиринты Дарителей, которые запросто могли вместить многие тысячи жителей. Я бродил по их заброшенным вечность назад лабораториям, чья грандиозность и необычность поражали любое, даже самое изощрённое, воображение. Там, среди необъяснимых приборов и механизмов, я нашёл образцы их «творений». Дарители были конструкторами и экспериментаторами. Они собирали и разбирали живых существ, словно те были заводными куклами. Впрочем, Дарители и были мастерами-кукольниками. Похоже, что они очень гордились своими работами. Среди их творений были несомненные шедевры, но были и бракованные, отвергнутые творцами, экземпляры. Мне невольно вспомнился шумерский миф о сотворении человека. Шумеры, жители древнейшей цивилизации Земли, рассказывали, что всемогущие и не совсем трезвые боги решили позабавиться и создать послушное их воле живое существо. Первые две попытки завершились неудачно. И лишь третья попытка оказалась успешной. Так появился человек, игрушка богов. Они то миловали её, то, будучи в плохом настроении, наказывали. Иногда и богам бывает скучно. И потому им нужны игрушки. Дарители любили играть в куклы. Но только участь одних кукол была более радужной, тогда как другим выпала бессчастная доля. Последних иногда даже выпускали на волю. Видимо и Дарителям было не чуждо «сострадание». Но это было «сострадание» циников, нежели творцов, склонных к милосердию. В руинах одного из городов-лабиринтов я нашёл полустёршуюся фреску с изображёнными на ней существами, в чьих очертаниях угадывались Благословенные и Родичи. Если Благословенные, гордые и прекрасные, тянулись к усеянному звёздами небосводу, то Родичи были бесплотными тенями, не смевшими даже помышлять о небесной свободе. Но моя Юйчуйю, мой Мотылёк, мой маленький Мотылёчек, мечтала, смеялась, любила и верила... Знали ли о том Дарители, чей прах истлел целые эры тому назад и сама Вселенная позабыла о них? - Итак, что же такое Река Детей? Что вы, как руководитель Миссии, думаете об этом? - этот вопрос Гвеннвифар хайд Брей, Верховный Координатор Большого Ареопага, задала Браннвен тай Руа, руководителю Миссии «Сольвейг», ксеноэтнологу, полномочному Послу Земли и Миссионеру Собора Миров, когда та представила финальный отчёт о Миссии на заседании Ареопага. - Вас интересует моё личное мнение, уважаемый Верховный Координатор? Или же мне надлежит представить более объективные данные? - спросила Браннвен. - Да. Скажите, что лично вы думаете о Реке Детей? - Я полагаю, что это испытание для нас всех. Для всего Собора Миров. Река Детей — это упрёк тем, кто берёт на себя право называться Создателем, - ответила Браннвен. - Причём делает это сознательно. - Но разве Дарители не ставили перед собой благих целей? И разве их труд так уж и напрасен? - Позвольте высказаться мне, Верховный Координатор? - раздался бронзовый голос Коро Аристида, координатора-прогнозиста из Совета Пограничных Рубежей Солнечной системы. - Хорошо, выскажитесь вы, - утвердительно ответила Гвеннвифар хайд Брей. - Дарители именно преследовали благую цель. Это вытекает и из отчёта, и из прочих данных. Они именно хотели блага. Но только не смогли остановиться. Они достигли запредельных успехов. И даже больше того! Джатта тому наглядный пример. Но только потом Дарителям захотелось усовершенствовать само совершенство. И вот тут они и совершили непростительную для себя ошибку. Да только позабыли о том, что они совсем не боги. И это их погубило. Дарители исчезли, но программа, запущенная ими, продолжала работать. Пусть плохо, пусть с регулярными сбоями, но она работала. И Джатта сполна воспользовались её результатами. - Логичное объяснение..., - заметила Верховный Координатор. - Но как-то очень уж всё просто. Совсем как в истлевших книгах позабытых земных моралистов. - А что изменилось с тех пор, Верховный Координатор? - улыбнулся Коро Аристид. - Разве хомо универсалис перестал быть человеком? А он далеко ведь не венец эволюции. Мы не боги. И именно мы отказались от чрезмерной божественности, ибо научились вовремя останавливаться. И остались людьми. Хотя запросто могли бы стать и сверхлюдьми. Однако сама история планеты Земля и всей Метагалактики учит нас, что путь этот не всегда был разумным. - Выходит что, мы, люди, остались внутри всё такими же мягкими и явно беззащитными, словно улитка в раковине? - Где-то я могу согласиться с вами, Верховный Координатор. Но где-то и категорически нет, ибо наша так называемая «мягкость» - это наши же доспехи, перед которыми бессильно самое совершенное оружие. Их практически невозможно сокрушить. - И тем не менее вы всё равно полагаете, что у человечества есть предательская «ахиллесова пята»? То есть мы, к сожалению, никак не застрахованы от ВЕЛИКИХ ОШИБОК? Ну хорошо, я нахожу ваш ответ удовлетворительным. И принимаю его, - сказала Гвеннвифар хайд Брей. Затем она обратилась к Браннвен. Та внимательно выслушала её окончательный вердикт. - Выполнена ли до конца Миссия «Сольвейг»? Найдены ли все ответы? Чему нас, хомо универсалис, научили Джатта-Благословенные и Родичи, их предтечи? Извлекли ли все мы соответствующий урок? Снова вопросы, на которые рано или поздно придётся дать мудрые ответы. Не забывайте о них. На рассвете Маленький Следопыт, утомившийся после бессонной ночи, крепко уснул. Я накрыл его своей курткой, а сам пошёл к воде и принялся усердно умываться. Чёрное Озеро зашелестело прибрежным камышом и, сонно зевнув, дохнуло на меня холодом. Однако октябрьская вода была бодрящей и прекрасно освежала. Умывшись, я вернулся к месту ночлега, где всё осталось неизменным. Маленький Следопыт спал, изредка посапывая во сне. Я подбросил в зачахший костёр несколько сухих веток. Огонь ожил и обрадованно заплясал. Свежезаваренный чай приятно горчил и согревал озябшее было тело. Я пил его маленькими глотками, наслаждаясь вкусом и ароматом. Одинокие звёзды на небе растаяли и восток стал совсем светлым. Утро сорвало туманный полог с озера и разбудило лес. Я смотрел на встающее дымчатое солнце и думал о Джатта, о Мотыльке, о Маленьком Следопыте, о Ясеневом Приюте. Джатта-Благословенные посетили Землю спустя полтора года после возвращения «Сольвейг». Их визит в пределы человеческой ойкумены можно было бы сравнить с чудесной, искрящейся вдохновением, Поэмой, где каждое слово было сверкающей драгоценностью. Благословенные познавали Человека и необъятный, раскинувшийся на световые годы, мир, мудро преображённый им. Они с радостью приняли его братское рукопожатие. Человечество же обрело не только добрых друзей, но и братьев. И я тоже встречался с Джатта. Среди них были как мои старые знакомые, так и незнакомые лица. Мы говорили с ними о будущем наших миров и о неисчерпаемом многообразии взглядов на устройство Вселенной. После того, как Благословенные узнали истинную ЦЕНУ своего Благословения, очень многое поменялось в их мировоззрении. Они стали намного трепетнее относится к жизни, ибо воочию узрели иную, совсем неприглядную, её сторону, где есть страдание и отчаяние. Благословенные всё-таки попытались понять тех, кто некогда их сотворил — Дарителей. Где-то они, как будто, поняли своих создателей, но где-то так и не осмелились проникнуть ещё дальше в суть их замыслов. А как Дары Дарителей и их самих поняли мы, люди? Разве мы иногда не стремимся к тому же? Тогда какими будут НАШИ ДАРЫ? Что я ещё могу подарить тебе, Маленький Следопыт? Я рассказал тебе о Джатта-Благословенных, «Сольвейг» и моём Мотыльке. Теперь ты знаешь всё. Понял ли ты меня? И понял ли тебя я, вернувшийся со звёзд? Я смотрел на восход солнца и вспоминал, как когда-то на Хайдаррене, где жил долгое время среди душевных и чуточку чудаковатых Созерцателей, бродил с Всегда-Смеющейся по берегу океана, что катил свои грузные фосфоресцирующие волны на пляж, чей мелкий, гранатового цвета, песок волшебно мерцал в лучах аметистового светила. Она была задумчива и немного грустна — совсем скоро мы должны были расстаться, так как Миссия моя подходила к концу и я улетал домой, на Землю. Всегда-Смеющаяся пела мне протяжные песни своего народа и дарила престранной формы поющие раковины. Я никогда не забуду те песни. А на прощание она спела мне колыбельную — на рассвете, когда над горизонтом засиял Светильник-Возвращающихся-Домой, затмивший сверкание серпиков лун и звёздных кружев. Всегда-Смеющаяся пела о доме, куда так хорошо возвращаться после утомительных скитаний и где сон особенно сладок, точно густое сахарное молоко медлительных койо. О матерях, чья ласка, забота и доброта врачуют самые страшные и смертельные раны. О том, что утром дряхлые расслабленные старики вновь становятся юными, пылкими и полными сил. О том, что ночь — это всего лишь краткий, но наполненный чудесами, миг, отделяющий нас от счастливого пробуждения. Всегда-Смеющаяся пела мне колыбельную и океан, вольный, сильный, весь наполненный светом, плескался прямо у наших ног. Её ДАР я унёс с собой. Мне очень не хотелось расставаться с ней и с Хайдарреном, где я обрёл свой второй дом. Но Всегда-Смеющаяся сказала мне: «Ты ведь эннэ, Ищущая Душа, чей Путь долог. Но завершён ли он? Ответ знаешь только ты. Но ты вернёшься, я знаю. Ибо возвращение в сердце твоём. Светильник-Возвращающихся-Домой будет освещать тебе Путь там, где только ночь, безумие и страх. Но ты, эннэ, не страшишься их, ибо знаешь, где начало ночи. Ты вернёшься, эннэ. И тогда я снова спою тебе колыбельную, чтобы ты уснул сном того, кто возвратился, наконец, домой». Солнце, взлелеявшее, вскормившее и согревшее род человеческий, величественно поднимается над Чёрным Озером, преображая всё вокруг и пробуждая к жизни. Лёгкий переливчато-хрустальный звон несётся над пурпурно-рыже-золотой стеной предзимнего леса и пропадает где-то высоко-высоко, в чистой синеве небосвода. Это далеко отсюда, в Ясеневом Приюте, звонит колокол на старинной белой колокольне. Сегодня будет славный день — чистый, безоблачный и добрый. Добрый светлый день. Алексей ИЛЬИНОВ ноябрь 2010 — март 2011 года
полная версия страницы