Форум » ТАЙНЫЕ ИСТОЧНИКИ ИВАНА ЕФРЕМОВА » Последний монолог Олеся Бердника » Ответить
Последний монолог Олеся Бердника
Андрей Козлович: ПОСЛЕДНИЙ МОНОЛОГ ОЛЕСЯ БЕРДНИКА «Первая отсидка сделала меня писателем, вторая – мыслителем…» Этот материал был написан в начале марта 2003 года для журнала «Поколение». Когда верстался номер, Олесь Бердник ушел в вечность. Звездного Корсара украинской фантастики позвали миры, которые он своим творчеством приближал к Земле… ...Я родился в пустынных степях Херсонщины. В дождливые годы здесь взращиваются сказочные урожаи, а в засушлиые лета эти места похожи на инопланетные пейзажи. Я помню узкие степные тропинки, умирающий ковыль и — отцовский велосипед. — Дибдяй! –кричу я отцу (это означает — покатай). Хаты не помню. Помню прозрачно-синие глаза матери. И ее песни, которые стали первым мостиком в прекрасный, упоительный мир мечты... Как попали мои родители, родившиеся в приднепровском селе Кийлов, сюда, на юг? Уже потом мне рассказали почти фантастическую историю. Мамин отец — дед Василь, Василий Александрович — служил в военно-морском флоте царской России мичманом. Выйдя в отставку, работал на океанографическом судне, трижды плавал вокруг света, побывал в Сингапуре и Японии, Марселе и Неаполе. После одного из плаваний вернулся в родное село с молодой женой. Она была турчанкой (фамилия — Алихан). Дед Василь интересовался искусством и политикой, у него была большая библиотека. Его отец, прадед Александр, принимал участие в разработке первых мостов через Днепр. Как оказались эти интеллигентные, образованные люди в маленьком селе? Я не знаю... Род отца славился своими кузнецами. Младший сын, Павел, любил читать и часто приходил к Василию Александровичу за книгами — там он и увидел высокую синеглазую девушку Марию... А потом — началась буря. Революция, гражданская война... Дед Василь прятал в подполе своей хаты, стоявшей на отшибе, деникинцев от чекистов, петлюровцев от гетманцев, евреев от «самостийныков». Это и спасло ему жизнь. Когда в 1920 году его арестовали чекисты, из Киева приехала целая орава еврейских адвокатов, чтобы свидетельствовать в его пользу. Деда выпустили. Но арестовали дочь Марию. Кто-то написал донос в ЧК, что она и есть знаменитая Маруся — атаманша отряда, принадлежащего к неуловимому контрреволюционному соединению небезызвестного Зеленого. Девушку допрашивали, угрожали, водили в подвал, забрызганный кровью. Стреляли мимо головы в стенку. Мария отрицала все обвинения. В конце концов, следователь устало сказал: «Ты или невиданная авантюристка, или невинная овечка». Ее освободили. В семейном архиве долгие годы хранилась записка, подписанная «железным Феликсом», — приказ об освобождении. А в волосах 18-летней девушки осталась седая прядь... Всю жизнь мама повторяла, что обвинение было ложным. Соседи в селе утверждали обратное. Наверное, архивы могут открыть правду, да только руки не доходят узнать, действительно ли моя мать и та легендарная Маруся — одно и то же лицо... Но после этой истории она уже не хотела оставаться в Киеве, уехала в родное село и совершенно неожиданно вышла замуж за соседского парня Павла, хотя в Киеве в ее кавалерах ходил военный комендант железнодорожного вокзала. Дед Василь был против, родители Павла — тоже, потому венчались они тайно, поставив всех перед фактом... Родилась моя сестричка Оля, и родители выехали на юг, где нужно было «оживлять дикие поля». Там я и появился на свет. Страшный 1933 год застал нас в Киеве, и мы вернулись в родное село Кий-лов. Тогда умер дед Василь. Он спокойно отказался от еды, отдавая все детям. Вечером сел читать «О Неведомом» Камилла Фламмариона. Утром жена окликнула его — он сидел у погасшей свечи, опустив голову на стол, и не отзывался. Со стола упала книга, я ухватил ее и сказал: «Это теперь будет моя книга!» И научился по ней читать... О чем я больше всего мечтал в детстве? О полете к звездам. Да-да, именно так! Я спрашивал у матери: «Можно ли долететь туда, до звезд, до Луны?». Мама отвечала: «Ну что ты, туда очень далеко, жизни не хватит, чтобы долететь». Я молчу, думаю. Потом дергаю маму за рукав. Говорю: «А я придумал. Нужно просто очень-очень сильно захотеть, и тогда можно лететь!»... Уже тогда я верил, что к далеким мирам можно отправиться непосредственно силой желания, мысли, духовного стремления. Я и сейчас верю... нет, знаю! — что именно так прилетают к нам удивительные гости из соседних Вселенных... В школе я увлекся фантастикой. Помню, перед войной меня волновали романы Жюля Верна, Владимира Владко, Александра Беляева, Александра Казанцева. Сам пробовал писать — первые, наивные рассказы о путешествиях к иным мирам, о существах с других планет... ...В 1944-м я добровольцем ушел на фронт, был минером. После ранения попал в госпиталь, потом вернулся домой. Прислушивался к голосу сердца и духа: где пролегает мой путь? Начал учиться в театральной студии при Театре им И. Франко. В 1949 году на партийном собрании с юношеским пылом выступил против партийной политики в области искусства. Через полчаса о моем выступлении знали в соответствующих органах — и я оказался в Печорлаге... Там я начал писать. Родились первые образы, первые сюжетные ходы и мысли. Что я чувствовал, будучи в заточении? Я не люблю говорить об этом периоде своей жизни. Единственное, что могу сказать: это была настоящая школа. Школа, за которую, наверное, стоит благодарить судьбу. Она превратила сельского паренька Сашу в Олеся Бердника, который начал думать о смысле бытия и о том, зачем человек живет на этой земле. Там я встретил удивительных людей, которых мог бы и не встретить на свободе, ибо в сталинские времена именно в лагерях были сосредоточены интеллектуальные силы страны. Происходили и странные истории. Например, когда из Печорлага меня перебросили в лагерь Кажим и посадили в камеру к «отпетым» — так называли безнадежных рецидивистов… Я переступил порог камеры. Несколько десятков пар глаз буравили меня, оценивая неведомыми мне мерками. Все молчали, а у меня, 25-летнего парня, по спине бежал холод. Наконец, сидевший у окна «пахан» — широкоплечий, суровый, — кивнул и спросил, как зовут. Я ответил. — За что тебя сюда? — Не знаю. Не говорили. Он хмыкнул. — Не говорили… ладно, садись. Я приземлился на расстеленную фуфайку. — Романы знаешь? – вдруг спросил «пахан». — А что вам нравится? — Что-то за любовь. Если знаешь — давай! И почему-то мне захотелось рассказать бандитам «Аэлиту» Толстого. Я начал рассказывать. Рецидивисты слушали внимательно, затаив дыхание. А когда я произнес последние слова Аэлиты: «Где ты, где ты, Сын Неба?..», «пахан» вдруг всхлипнул и, вытирая слезы, сказал: «Ну, падла, как здорово! Молодец, сука. Давай сначала». Мне пришлось рассказывать историю Аэлиты еще раз и еще — и в последующие дни тоже. До сих пор я не могу понять эту психологическую загадку: почему убийцы так восприняли историю звездной любви? ...В 1957 году вышла моя первая книга - «Вне времени и пространства». Я стал писателем-фантастом. И, видно, ничто не бывает случайным — даже название первой книги. Ибо все мое творчество и все мои философские размышления были посвящены именно этой проблеме: как человек может выйти за пределы времени и пространства, коими скованы мы, живущие в системе декартовых координат... Я стал членом Союза писателей СССР. Мои книги покупались. Пачками приходили письма от читателей. Завязалась переписка с людьми, которых я считаю своими вдохновителями и наставниками. С большой любовью я вспоминаю встречи с Иваном Ефремовым... С Иваном Антоновичем мы подружились, несмотря на большую разницу в возрасте. Помню его огромную фигуру былинного богатыря, рокочущий голос. Когда у нас заходил разговор о внеземных цивилизациях, о пришельцах и тайнах мира, Иван Антонович неизменно отвечал: «Я ученый. А ученый обязан быть материалистом». А потом едва заметно улыбался и шепотом сообщал свои мысли по поводу тех или иных загадок истории... Верю ли я сам во внеземные цивилизации? Наше существование — факт оных, и они — факт тысячелетнего познания, а не предмет веры. Все предания говорят о пришельцах с неба, о дэвах, титанах, богах, жителях звезд. Все народы сохранили легенды о Битве в небе, о сражении Дэвов с Асурами, о гибели звездных миров. Об этом я и говорил на своих встречах с читателями в 1960-е годы. Кое-кому не нравились мои взгляды. Сначала в «Литературной газете» появилась разгромная рецензия на роман «Подвиг Вайвасваты» (это роман о последних днях Атлантиды). Потом тираж этой книги постарались изъять из продажи... Начали «громить» и все остальные книги. А когда вышел «Звездный Корсар», который буквально за неделю исчез с прилавков магазинов (так я до сих пор и не знаю наверняка, то ли его расхватали читатели, то ли изъяли бдительные стражи советской пропаганды), за меня взялись всерьез. В это же время я познакомился с выдающимся поэтом и писателем Мыколой Руденком, которого за выступление в защиту «шестидесятников» исключили из СП СССР. И началась моя диссидентская деятельность. Выступления в защиту коллег, которых исключали из СП; поддержка Декларации прав человека; организация Украинской Хельсинской группы; разработка идеи Альтернативной Эволюции — так я назвал свое видение преображенного человечества и формирование нового общества, нового человека, новых отношений... Эссе о жизни в атмосфере любви, мудрости, красоты и познания я отослал в ООН, его зарегистрировали там как рабочий документ, а потом опубликовали в западной прессе. «Благодарность» со стороны властей ждать не заставила. Исключение из СП, обыски, постоянная слежка, безработица, скитания вместе с семьей, арест, суд, приговор, знаменитый 36-й лагерь Кучино... На суде идея Альтернативной Эволюции проходила как доказательство «особо опасного государственного преступления»... Впрочем, это неинтересно. Вспоминается другое... Состоялся суд, меня отправили по этапу «на зону»... И вот через год разрешили свидание с женой. Иду я под конвоем по тюремному двору — в полосатом костюме, руки за спиной, глаза в землю, «шаг влево, шаг вправо — расстрел», и думаю о том, как же я, униженный, замученный, предстану перед любимой женщиной. И вдруг вижу: несколько цветков пробилось сквозь асфальт у самой тюремной стены. Тогда я остановился и говорю своим конвоирам: «Я иду на свидание с женой. Можно сорву пару цветков?». Они переглянулись, кивнули. Я ни разу не испытывал такого ощущения свободы, как тогда, когда отступил на два шага в сторону от конвоя и сорвал эти цветы — клевер и две ромашки. И никогда не забуду выражение глаз Валентины, когда я переступил порог комнаты с этим «букетом» в руках. Она увезла их домой, и до сих пор три засушенных стебелька хранятся среди семейных реликвий — тюремные цветы... Гораздо более интересные времена наступили после освобождения, когда я снова начал писать, продолжил общественную деятельность. Провозгласил идею Духовных Наций. Создал организацию «Украинская Духовная Республика», пытаясь практически осуществить идею Альтернативной Эволюции, построить модель сообщества, которое во главу угла ставило бы примат Духа... И когда в 1990 году был созван Первый Всемирный Собор Духовной Украины (он прошел в прикарпатском городе Коломыя, куда съехалось очень много людей со всего мира), я понял, что теперь, когда идеи мои полетели по свету, можно и умереть... Я очень люблю путешествовать. Раньше, когда был молодым, часто ходил пешком, — исходил всю Украину. Очень люблю горы: был на Алтае, на Памире, на Кавказе. О Карпатах и говорить не приходится... Поднимался на несколько вершин Тянь-Шаня. Подумывал даже о том, чтобы по какой-нибудь горной системе пересечь границу — и уйти на Восток. И я очень благодарен судьбе, которая подарила мне возможность побывать в Гималаях и в Тибете, ощутить это величие, созданное природой! Там же состоялись удивительные встречи со Святославом Рерихом и с Оракулом Тибета (в буддизме есть такой титул). Святослав Рерих уже был совсем слаб (он умер через несколько месяцев после моего отъезда из Индии), но весь такой просветленный, сияющий. А Оракул Тибета сделал потрясающее пророчество о славянских землях. Он сказал, что именно с этих земель, объединенных могучей рекой, начнется духовный подъем человечества и новое развитие цивилизации... Я должен был получить аудиенцию у Его Святейшества Далай-ламы, но мой приезд совпал с каким-то важным буддийским праздником (я уже забыл — каким), и потому встреча не состоялась. Но Далай-лама через Оракула передал мне «хатык» — это базальтовая статуэтка Будды на белом шарфе, и дарение ее — свидетельство признания духовных заслуг. Была еще поездка в Канаду и США. Знакомство с удивительной личностью — писателем-фантастом, эзотериком Ричардом Бахом, автором культовой книги «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Он, услышав мою историю, воскликнул: «Олесь, ты удивительный человек! Я не уверен, хватило бы у меня мужества восстать против системы, зная, что меня за это накажут». А когда я рассказал ему об идеях Духовных Наций, он сказал: «Я хотел бы быть представителем народа, который рождает подобные идеи...» Жду ли я наград за свое творчество? Признание читателей — вот высшая награда для любого писателя. А мои книги помнят и любят, хотя уже более шести лет я ничего не пишу. Часто приходят письма от читателей — тех, давних, и совсем юных. Не забывают коллеги-фантасты… Да, мою жизнь можно назвать трудной. Но трудные времена и экстремальные ситуации — наши учителя. Первая отсидка сделала меня писателем, вторая – мыслителем, новежливое отношение со стороны властей — диссидентом, исключение из СПУ – художником… А нынешняя болезнь подарила мне возможность осмыслить то, на что не хватало времени раньше… Жалею ли я о чем-то? Только о двух вещах. Я не успел закончить свой последний роман «Ловушка для Будды». И не состоялась встреча с Папой Римским Иоанном-Павлом II, который, прочитав мои книги, хотел встретиться, но, к сожалению, болезнь помешала мне это осуществить. Ученики? Я никогда не считал себя ничьим учителем. Я скорее вдохновитель... Если кому-то из молодых близки мои устремления, взгляды и мысли — мы попутчики и друзья. И я через ваш журнал шлю им свою любовь и пожелание успеха и светлого пути!
Ответов - 0
полная версия страницы